Она долго сидела у коричневого холмика, выросшего на самом дальнем краю городского кладбища, и плакала. Кладбищенские работники давно ушли, а Ксения никак не моглаотойти от могилы Риты. Она закрывала глаза и видела пожелтевшее, одутловатое лицо подруги, ее волосы, потерявшие блеск, тонкую полоску когда-то алых и красивых, а теперь отвратительно синих губ. Ксения стояла в одиночестве, вспоминая, как два дюжих мужика с испитыми небритыми лицами бросали в яму землю, уже успевшую оттаять с приходом весны. И как же тяжело было у Ксении на сердце. Каждый глухой звук падения комьев земли отдавался болезненным эхом в ее голове. Она никогда не забудет этого, не сможет. Время оживления природы совпало с похоронами Риты, и это останется в памяти навсегда. Лето унесло отца, лишило разума мать, осень отобрала жизнь у Гошки, и весна теперь потеряла всю свою романтичность, забрав Риту. Хотя умерла она в последние зимние дни, уход Марго Ксения связывала именно с приходом весны. Прижав ладонь к холодному бугорку, Ксения прошептала:

   — Нет тебя, нет больше твоей мечты. И мы в числе побежденных. Мы не выстояли, а значит, можно опустить руки и ждать, пока течение или выбросит тебя на берег, или увлечет на дно, — Ксения достала сигарету, прикурила и добавила: — Хотя мы и так давно по нему ходим. Чем дышали только?

   Она выкурила еще не одну сигарету, прежде чем повернулась и пошла прочь с кладбища. Оно наводило на нее ужас. Ксении был настолько невыносим вид огромного числа могил, памятников, что она едва сдерживалась, чтобы не побежать. Она вдруг подумала, что где-то здесь похоронен и Гошка, но искать его могилу не стала. Ксении казалось, что сейчас ее состояние слишком близко к тому, чтобы навсегда перестать что-либо соображать. Созерцание Гошкиной фотографии на могильном кресте могло поспособствовать этому как нельзя лучше.

   — Все-таки умирать и сходить с ума ты не хочешь! — обращаясь к самой себе, зло пробормотала Ксения. Могилы, металлические изгороди мелькали по сторонам, образуя замкнутое пространство. И только узенькая дорожка вела туда, где была жизнь, где суетились в своих нескончаемых заботах люди. Дети, внуки, родители тех, чьим последним пристанищем стало это отдаленное кладбище, маленький клочок земли, отделенный от всего мира витыми, заржавевшими или ухоженными решетками.

   Миновав кладбище, Ксения вышла к обочине загородной трассы и подняла руку. Водитель маршрутного автобуса не остановился. Медленно двигаясь в сторону города, Ксения шла, автоматически переставляя ноги. Она тупо смотрела на серую дорогу, не пытаясь поймать хоть какую-то мысль. Выставленная рука просила о помощи, но машины то и дело со свистом проносились мимо. Наконец один из проезжавших водителей согласился за определенную плату довезти Ксению до города. Он пытался вести с ней ни к чему не обязывающий разговор, но она сначала отвечала невпопад, а потом и вовсе перестала обращать на него внимание. Голова была непривычно пуста, тело — без желаний. Казалось, что все ее естество перестало реально существовать. Осталась только привычная оболочка, которой предстоит снова наполняться, пытаться жить, обрастая новыми проблемами, горестями и радостями. Последние сейчас выглядели, как недосягаемая мечта. Вообще мечта перестала ассоциироваться у Ксении с чем-то конкретным. Никаких желаний, планов, физическое существование на уровне инстинктов, физиологических потребностей…

   В таком состоянии Ксения провела больше недели.