Она помнила угрозу, произнесенную мужем в пылу ссоры, и старалась делать вид, что колкости и жестокость Широкова перестали действовать на нее. Она пыталась выглядеть сильной, что часто сбивало Андрея с толку, хотя и немного сдерживало его ярость. Однако находиться в постоянном нервном напряжении оказалось непростой задачей. Вера очутилась словно между двух огней: мужем и дочерью. Обжигающее пламя безжалостно выжигало ее изнутри, беспощадно, монотонно разрушая.
Широков унижал ее достоинство, требуя при этом к себе особого отношения. Ксения росла и тоже нуждалась в матери, как любой ребенок. Вера пыталась поступать так, чтобы угодить всем, чтобы покой был в доме не на день-два. Задача изначально невыполнимая, но Вера не желала этого замечать, потому что стоило ей только задуматься над происходящим, как ее охватывала паника. Волна стыда, отчаяния и страха делала ее апатичной, слезливой, равнодушной ко всему происходящему. Даже Ксения в такие моменты не вызывала у Веры того благоговения и восторженной любви, которые помогали ей в самые трудные минуты.
Жертвенность и желание делать все необходимое для семьи и дочери скоро привели к тому, что молодая, энергичная, она превратилась в панически боящуюся любого отклонения от привычной жизни, склонную к истерикам женщину. Если бы еще Ксения не болела так часто. Вера все время жила в ожидании беды, очередной болезни, которая обязательно нагрянет и перевернет в их доме все с ног на голову. И все трудности снова падут на нее одну. Ведь муж никогда не разделяет ее опасений, забот. Он целыми днями наработе, а может, только делает вид, что невероятно занят. Вере Васильевне все чаще казалось, что он попросту бежит из дома. То, что он зарабатывает, можно было назвать хорошими деньгами, но радости они не приносили. Отчитываться приходилось за каждую копейку. Расходы на лекарства Широков воспринимал с нескрываемым раздражением:
— Опять на аптеку работал. Вот радость, — ворчал он, бросая в сторону Ксении косые взгляды.
— Маленькие дети часто болеют, — Вера пыталась смягчить его недовольство.
— Она у тебя до старости в маленьких ходить будет. Радости особой не вижу от того, что это чудо появилось в нашем доме. Раздевает нас твоя Ксения, — только и всего.
— Наша.
— Твоя, Веруся, твоя. Моего в ней столько, сколько у тебя от китайца.
— Ты прав. Биологический отец — это еще не отец, — Вера увидела, как вспыхнули злостью глаза мужа, но ни до бранных слов, ни до рукоприкладства не дошло. Широков не пожелал продолжать дальше. Каждый решил, что исход короткого разговора — его победа.
Многодневное отсутствие мужа было для Веры Васильевны спасением. В эти дни она чувствовала себя спокойнее, увереннее, все дела спорились гораздо быстрее, общение с дочкой доставляло удовольствие. Но возвращение Андрея снова ставило все с ног на голову. Опять борьба с его вздорным, грубым характером, постоянное нервное напряжение. Со стороны никому не было известно, что семья Широковых лишь внешне выглядит благополучной. Андрею было крайне важно, чтобы о нем думали, как о примерном отце, муже. Это возвышало его, по большей части в собственных глазах. Фотография Ксении была всегда с ним и при каждом удобном случае он спешил показать ее сослуживцам, совершенно незнакомым людям, встречающимся во время многодневных рейсов. Широкову приносило удовольствие наблюдать, как теплеют лица, когда он начинает придумывать несуществующие истории о своей замечательной дочке, заботливой жене. Он играл роль, которую в жизни даже примерять на себя не пытался. Вера была бы крайне удивлена, если бы хоть раз стала свидетельницей одной из таких сцен. Широков умел казаться искренним и трогательным. Пожалуй, с Верой он ни разу не позволил себе подобного лицедейства. |