|
Лишь твердит, что у него болит голова, но его голос тонет в грохоте стройки. В лучах вечернего солнца появляется организатор с широченной улыбкой на лице и белым пакетом в руках. Лишь дает себя уговорить. Вкус у мескаля такой, будто кто то потушил в рюмке окурок. Его закусывают, сообщают ему, долькой апельсина, обсыпанной жареными личинками. «Вы что, смеетесь?» – говорит Лишь, но они не смеются. Тут тоже всё на полном серьезе. Шесть раундов мескаля спустя Лишь спрашивает Артуро о своем выступлении, до которого осталось два дня. Артуро, несмотря на обильные возлияния, отвечает ему все тем же минорным тоном: «Да, к сожалению, завтра весь фестиваль тоже на испанском. Может быть, я отвезу вас в Теотиуакан?» Лишь понятия не имеет, о чем речь, но соглашается и продолжает расспросы. Он будет на сцене один или предполагается что то вроде панельной дискуссии?
– Мы рассчитываем на дискуссию, – отвечает Артуро. – С вами будет ваш друг. Лишь спрашивает, кто же его собеседник: какой нибудь профессор или, быть может, собрат по перу? – Нет нет, это ваш друг, – настаивает Артуро. – Мэриан Браунберн. – Мэриан? Его жена? Она здесь? – Sí. Прилетает завтра вечером. Лишь пытается привести в порядок мятущиеся мысли. Мэриан. «Позаботься о моем Роберте». Это было последнее, что она ему сказала. Но она же не знала, что Лишь его уведет. Роберт держал Лишь в стороне от развода, нашел хижину на Вулкан степс, и Лишь с Мэриан больше никогда не встречались. Сколько ей сейчас, лет семьдесят? Долгожданная возможность высказать все, что она думает об Артуре Лишь. – Послушайте, никак никак никак нельзя, чтобы мы были на одной сцене! Мы не виделись почти тридцать лет. – Сеньор Бандербандер сказал, что для вас это будет приятный сюрприз. Лишь отвечает что то невпопад. Ясно одно: его обманом заманили в Мексику, на сцену преступления, для публичной экзекуции с Мэриан Браунберн в роли палача. Попранная женщина с микрофоном. Должно быть, вот что ждет геев в аду. В гостиницу он возвращается пьяный, а за ним шлейфом тянется запах личинок и табака.
В шесть часов утра, как и было условлено, Артура Лишь поднимают с постели, накачивают крепким кофе и сажают в черный микроавтобус с тонированными стеклами; там его поджидает Артуро с двумя новыми друзьями, которые, судя по всему, вообще не говорят по английски. В надежде предотвратить катастрофу Лишь ищет глазами организатора, но того нигде не видно. Все это происходит в предрассветной мгле Мехико под звуки пробуждающихся птиц и тележек с уличной едой. Артуро нанял нового гида (очевидно, за счет фестиваля) – невысокого подтянутого мужчину с седой копной волос и очками в проволочной оправе. Его зовут Фернандо, и он преподает историю в университете. Фернандо заводит разговор о красотах столицы и спрашивает, не хотел бы Лишь осмотреть их после Теотиуакана (до сих пор окутанного тайной). Есть, к примеру, дома близнецы Диего Риверы и Фриды Кало, окруженные забором из кактусов без колючек. Артур Лишь кивает и говорит, что этим утром и сам чувствует себя кактусом без колючек. – Простите? – переспрашивает гид. Да, говорит Лишь, да, он бы на это посмотрел. – К сожалению, дома закрыты, там готовится новая выставка. Есть также дом архитектора Луиса Баррагана, где царит монастырская таинственность, где низкие потолки сменяются высокими сводами, где сон гостей оберегают Мадонны, а в хозяйской гардеробной на стене распятый Христос без креста. Звучит сиротливо, говорит Лишь, но он бы и на это посмотрел. – Да, но… его дом тоже закрыт. – Фернандо, прекратите травить мне душу, – говорит Лишь, но гид его не понимает и переходит к описанию Национального музея антропологии, лучшего музея Мехико, где можно бродить сутками, а то и неделями, но под его руководством они уложились бы в каких нибудь полдня. |
