В те времена мы все ходили с ножами. Мне, например, мама купила: сказала «Сына, лучше ты, чем тебя». Но острая железячка в кармане кажется глупой игрушкой, когда дышащий в пупок сопляк стреляет у тебя сигарету, беззаботно поигрывая предохранителем ПээМа…

— Да ладно, Костик, не надо…

С криком «Ки-я!» (в руссбое всегда кричат «Ки-я!» — это же истинно славянское слово) он делает выпад правой ногой — в промежность.

Мне не удаётся в полной мере оценить всю прелесть руссбоя, ибо я предпочитая отпрыгнуть за дерево. А Костик, теряя равновесие (как-никак батл водки внутри), шлёпается в снег. Нежный и не затоптанный, но как бы это помягче… уже слегка замочаленный.

Поднимается.

— Прикольно, Костик, прикольно. Очень даже. Мне понравилось. Особенно последнее движение. Солидно.

— Нет, ты не понял. Ххх-а! — и опять в снегу. А я за деревом.

Лежит, обиженно моргает:

— Слышь, Шурка, а ты знаешь, как будет на санскрите спирт? А пиво?

— Не-а, не знаю. И как?

— И я не знаю. Это же невежество: живёшь, живёшь, а как пиво на санскрите…

А потом я нёс его домой.

По пути он перепугал проходивших мимо девчонок, внезапно заорав на всю улицу:

А ещё он заявил, что будет петь «Миллион алых роз» по-японски. И запел:

— Хатумай, хатумай…

Наверное, это по-японски. С акцентом. Истинно славянским.

* * *

Костик, Костик…

Как-то к Шаману забежал Слон. Жаловался, что всё хуёво, что скоро сессия, а это уже само по себе полный…

— Хочешь, чтоб было хорошо? — спросил Костик. — Всё познаётся в сравнении.

Но Слон лишь отмахнулся и не обратил внимания на хитрую улыбку. А зря.

— Чаю хочешь? — традиционный вопрос. У Костика на кухне всегда что-то пили. Если не водку, так чай. Или после водки чай. Или после вина.

Слон хотел — Костик сделал. Слон выпил, посмотрел на часы — пора, ушёл…

А в садике сидел народ: тихонько самогон попивали да бренчали в две гитарки песенки собственного сочинения.

Однажды милая симпатичная девушка доверчиво прижмётся к Дрону, прикоснётся мягкими губами к щеке и страстно промурлыкает на ушко:

— Спой мне хорошую песню… или свою.

И у Дрона впервые пропадёт желание сделать ей приятно…

Да уж, песенки собственного сочинения, Цоя, «Г.О.», «Чайфов», «Крема»… — хорошие и свои.

Туда, в детский сад, и спешил Слон: привлекали его ясли, соски и горшки. Торопился Серж на свидание с Юлечкой-близняшкой. Он перелез через забор, присел рядом с Амбалом на сидушку крохотного стола и понял — что-то не так.

Реальность потеряла чёткие границы очертаний, размазались мягким сливочным маслом прямые линии и углы. На бетонной стене беседки минеральной водой вспузырилась краска: пена прибоя на бреге морском, не хватает только разведённой растворителем Афродиты. Смешной розовый поросёнок в шляпе, написанный на стене кистью неизвестного мастера, принялся неприлично подмигивать…

Слону стало не по себе. И вот тогда появились змеи.

Змеи шуршали чешуёй и лениво шипели друг на друга, проползая мимо бесконечным караваном дистрофичных горынычей.

Слон тяжело задышал и посмотрел на Амбала — Ветал спокойно пил и пел, в упор не замечая под носом всякие аномальности. Слон понимал, что его глючит, но на всякий случай залез на стол с ногами. Слон где-то слышал, что змеи кусаются ядовитыми зубами, и от этого бывает неприятно и даже смерть.