Копейка чуть заметно — не зря логопеда в детстве посещал — картавит:

— Привет. Выходи.

Площадка между четвёртым и пятым этажом — моё любимое место для бесед. Со студентами Общепита. А пиво выдохнется, а рыбку съест кошка. Что за блядство, а не жизнь?!

Копейка, габаритами до сих пор соответствующий погремухе, достаёт сигарету, подкуривает и глубоко затягивается:

— Ты под чем?

Я даже слегка опешил:

— В смысле?

— Колёса, трава или по-взрослому? — аномальные зрачки и блуждающая между ушей от подбородка до лба улыбка в пол-лица.

— По-взрослому. Пивом убиваюсь.

Он смеётся, своеобразно оценив шутку, и подмигивает.

Перекидываемся парой-тройкой фраз, и я понимаю: разговор не клеится, нет ни одной общей завязки кроме школы (кого видел, я слышал, она замуж вышла, Клим сидит). После того как мы выясняем, что сегодня денёк ничего так, только ветер противный, виснет пауза. И слышно как за стеной смыли воду — поможем, кто чем может, Диканёвке!

Копейка по-кошачьи жмурится и расцветает спелым одуванчиком.

* * *

Нежданчик как-то рассказывал о похождениях Копейки и Валерика Запаршева на одной нетрезвой вылазке.

Копейка напился первым и первым нырнул в камыши, когда…

Когда мимо палатки проплыла девочка на матрасе и закричала: «Кто хочет меня трахнуть — плывите сюда!» Половина братвы ломанулась в воду.

После ночных купаний Копейка долго сушил яйца. Именно сушил яйца — костёр находился у него как раз между ног. При этом явственно чувствовался запах палёных волос. Или подгоревшего омлета?

Потом Копейка накатил ещё соточку и до палатки доползти не смог. Занесло на повороте. Там же и уснул, уткнувшись мордой в песок…

Сначала из темноты раздался душераздирающий вопль:

— Хочу женщину!! Дайте мне женщину!!

Потом появился и сам Валера. На «хочу» его резко качало влево, на «женщину» — вправо.

Орал он долго и самозабвенно — коты по весне тише трубадурят. Голод, тем более ТАКОЙ, не тётка — морковочкой и салатиками не отделаешься, нужна плоть — сладострастно подрагивающая и гормонами истекающая. Валера был гимнастом, и плавать не умел.

Нежданчика быстро подзаебали эти скрипы жаждущей души о ширинку неудовлетворённой похоти — он решил помочь спортсмену:

— Хочешь? Так иди к своей Ирочке!

— К кому?

— К Ирочке. Вот же она лежит, — Нежданчик тыкает пальцем в распростёртое тело Копейки.

— Какая Ирочка?

— Ты шо, напился?! Ни хрена не помнишь? Ты же сам её привёл! Сказал, шо Ирочкой зовут и она твоя женщина.

— Да? Ирочка? Моя женщина?

— Ирочка. Твоя женщина.

Валера делает шаг навстречу подарку судьбы, ноги его подкашиваются, и он шмякается на Копейку. Копейка стонет. Валера реагирует мгновенной эрекцией — хватает Копейку за грудь и ягодицы. Грудь, конечно, отсутствует, но зато между ног оказывается даже больше чем надо. Впрочем, Валеру это не смущает. Главное: сие существо есть Ирочка, его женщина, а остальное на постном масле и не ваше дело.

Далее мы тактично закрываем глазки, ибо негоже подсматривать за интимными сценами любви. Пусть даже и не совсем традиционной.

…любовь повернулась ко мне задом…

Ведь любовь — это такое чувство, которое спермой опошлять жалко, а презерватив не выход из положения.

* * *

Копейка жмурится и расцветает спелым одуванчиком:

— Я тут недавно Аньку Грибай видел. В метро встретил.

— Ну-у-у, — поддерживаю тему из вежливости: мне эта Анька ни в одно место не впилась, я с ней в школе за десять лет и двумя словами не перекинулся.