|
Он не боялся алкоголя, но не хотел прибегать к его помощи. В то время как люди вокруг него улыбались, кричали, встречались, приветствовали друг друга, обнимались, шлепали друг друга по спине, он чувствовал, как внутри него мало-помалу образуется какая-то чугунная глыба, нечто страшно тяжелое, увлекающее его в глубь подземного мира. Даже за самыми толстыми стенами, в самых мрачных подвалах он не ощущал себя так надежно погребенным, как в этот момент.
Антуан размышлял: «У них есть жизнь. Они могут о ней говорить и понимать друг друга… Если бы у меня хотя бы друг был…» Антуан припомнил норвежца, работавшего помощником кочегара, припомнил еврея, торговавшего всякой мелочью на 3-й авеню в Нью-Йорке, подумал о неаполитанском поваре из Фриско. Это было раньше… Разве же объяснишь кому-нибудь на свете, что это такое – убить свою любовь? А раз не объяснишь, то не стоит… Антуан заказал еще один абсент, так как сидеть в кафе перед пустой рюмкой ему казалось неприличным. Официант попытался завязать с ним беседу. И кое-кто из завсегдатаев тоже. Антуан не ответил. «Я перепробовал здесь слишком много профессий, я знаю слишком много людей… пора уезжать», – подумалось ему. Скоро он уже сможет оплатить себе билет. Грузовое судно… тропики… какая-нибудь незнакомая страна… свобода… Он посмотрел на рюмку с абсентом, к которой так и не притронулся, и легкая усмешка появилась на его тонких, резко очерченных губах. Разве можно убежать от самого себя?
В этот час, перед фуникулером, который вел в верхний город, маленькие продавцы газет получали только что доставленные из типографии последние вечерние газеты. Смуглые, грязные, босые, одетые в лохмотья, непрестанно галдящие, поблескивая зубами, они были похожи друг на друга, как похожи друг на друга кружащиеся роем шершни. Однако один из них выделялся своим внешним видом. Ровесник остальных, он был крупнее и сильнее, чем его товарищи, и у него были шелковистые волосы и голубые глаза. Звали его Жозе, но дети беззлобно называли его Янки, потому что мать родила его от одного из американских служащих компании «Фрут Лайн». Как и другие, он исступленно протягивал руки к мужчине, раздававшему влажные листки, кричал до потери голоса, упрашивал жестами, лицом, взглядом. Можно было подумать, что вся жизнь этих мальчишек зависит от каких-нибудь нескольких секунд. Когда один из них получал свою пачку газет, он бросался на улицу, торжествующе выкрикивая название. Янки Жозе получил газеты среди первых – он был самым сильным – и скрылся в дирекции Росио. Его крики, доносившиеся оттуда, звучали, как победный клич. Когда он подошел к террасе кафе, где Антуан продолжал созерцать свою рюмку с абсентом, у Янки Жозе осталось только две газеты. Он подошел к Антуану и сказал ему на своеобразном, но все же вполне понятном английском языке: – Эти газеты для тебя. Тебе будет приятно почитать на нашем языке. Плати. – А почему две? – спросил Антуан. – Всегда приятно иметь возможность сделать подарок, – сказал Жозе. Антуан улыбнулся, и его лицо стало беззащитным. – Будешь мороженое? – спросил он. – Шоколадное, ванильное, вишневое и фисташковое, – сказал Жозе. Он съел все стоя. Антуан смотрел на него и простодушно улыбался. Когда он был с Жозе, он часто вообще ни о чем не думал. Вот почему ему так нравилось находиться в его компании, хотя он даже не подозревал об этом. – Ну как, день был удачный? – спросил Жозе, немного запинаясь из-за холода, который сковал его небо и зубы. – Удачный, – сказал Антуан. – Одна иностранка чокнутая… – Она может оказаться клиенткой и для меня; я покажу ей рыбный рынок, цветочный рынок, старый город и все остальное, – сказал Жозе. |
