Теперь она была похожа на обыкновенную женщину из провинции. Громыхая посудой, она то и дело покрикивала на детей — видно, стала сварливой.
Пока Али Риза-бей расправлялся с горшком картошки, дочь и зять расспрашивали его о стамбульских новостях.
Конечно, он и без расспросов обо всем расскажет Фикрет, когда они останутся наедине. В присутствии зятя — хоть он вроде бы и родственник — ему не хотелось откровенничать. Поэтому Али Риза-бей отвечал сдержанно. По его слушали так, будто здесь знали обо всех событиях, происшедших за последнее время. И откуда им в Адана-зары все известно? Его уклончивые ответы они встречали неодобрительно, даже с раздражением.
— Мы наслышаны о ваших делах, до нас тут кое-что доходило, — буркнул зять.
— Ах, папа, ты только не обижайся, но во всем виноват ты сам, — вступила в разговор Фикрет. — Сколько раз я тебе повторяла: «Отец, открой глаза!.. Все они бездельники. Таким палец в рот не клади, тотчас откусят…» — но разве ты внял моим предостережениям?.. Даже слушать не хотел…
Поддержка Фикрет придала смелости ее супругу.
— Жена права, — вставил он. — Вам ведь и в жизни везло, и посты высокие вы занимали. Неужели вы не могли проявить свой характер? «Я так хочу, значит, тому и быть» — вот как надлежит разговаривать. Ваше слово — закон для всех!.. Ну, а кто перечить станет, того и пинком за дверь можно выставить. Если человек в доме хозяин, тогда не страшно и палец в рот сунуть… Пусть попробуют откусить!..
Али Риза-бей, усталый после дороги, еле сидел за столом, а от этих речей кусок застревал у него в горле.
— Что поделаешь, видно, такова судьба, — с жалкой улыбкой лепетал он в ответ.
Пришло время ложиться спать. Свободной комнаты не оказалось, в доме жила еще золовка, вдова, с двумя детьми, и Фикрет постелила отцу в гостиной.
Старик прожил в Адапазары всего две недели. Фикрет была ему совсем чужой. Он не стал ей рассказывать ни о родном доме, ни о своих думах. Он понял, что здесь он лишний, — ему сразу дали это почувствовать. Конечно, дочь приглашала его, обещала приютить у себя, но недаром ведь оговорилась тогда: «Авось дом будет большой, веем места хватит». Теперь он вспомнил эти слова. Бедняжка, ее мечтам не суждено было сбыться. Здесь ей не лучше, чем дома, — попала из огня да в полымя.
В присутствии отца Фикрет ежедневно ссорилась со свекровью, с золовкой, с мужем или же с детьми. Слава аллаху, за словом в карман она не лезла и в обиду себя не давала. Умела за себя постоять.
Он успел заметить, что эти ссоры очень часто разгорались из-за него. Однажды он слышал, как Фикрет сказала свекрови:
— Оставьте моего отца в покое! Еще раз заикнетесь, пеняйте на себя. На своем горбу потащите этот дом…
Бедная Фикрет, мало ей своих неприятностей, так еще из-за него приходится страдать.
Когда Фикрет вечером вошла в гостиную с одеялами и подушками, чтобы приготовить ему постель, Али Риза-бей сказал:
— Уж ты прости меня, Фикрет, вижу, сколько я тебе тут хлопот доставил. Ну, ничего, сегодня я в последний раз ночую, а завтра, если ты не возражаешь, я уеду.
Он нарочно сказал «если ты не возражаешь», чтобы не получилось, будто его выгнали из дому.
— Почему же, папа, так быстро? — спросила Фикрет.
— Пора, доченька… Я и так уже загостился. Фикрет помолчала, потом в нерешительности подняла на него глаза.
— Папа…
— Да, доченька?
Али Риза-бею показалось, что она хочет сказать ему очень, очень важное. Но Фикрет уже передумала и только спросила:
— Значит ты завтра уезжаешь?.. Тогда ложись пораньше… Спокойной ночи, папа. |