Ковалев снова начал перебирать бумаги, достал из стаканчика перо, макнул в гимназическую непроливашку.

- Я распоряжусь, вас отпустят через два часа. За это время мы успеем произвести все необходимые мероприятия в отношении вашей семьи. Ну и еще нескольких семей ваших коллег - Бусыгина, Кириленко, Золотова. А вот у молодого Филлипова семьи нет, повезло парню.

Напротив фамилии Филлипова в списках рабочих сортировочного узла рукой Козлова был поставлен знак вопроса.

Ковалев с усталым, хмурым лицом что-то написал на листке, захлопнул картонную папку, бросил ручку в стаканчик.

- Все... Конвой!!!

Вошел солдат.

Анциферов вцепился в край стола.

- Погодите, господин штабс-капитан...

- Увести.

- Погодите! - Анциферов был бледен. - Не надо этого. Не надо.

Ковалев встал и отошел к окну.

- Ваше благородие!!!

Конвойный оттащил рабочего от стола.

Может быть Анциферов и не до конца поверил Ковалеву. Может быть он даже подозревал, что расстрел члена семьи чреват нежелательными волнениями, и штабс-капитан в этом случае рискует погонами. Но он, Анциферов рисковал большим.

- Ваше благородие!!! - Анциферов вцепился в дверь.

Ковалев медленно обернулся, скользнул взглядом по лицу рабочего.

- Кто тебе дал листовки?

Услышав голос штабс-капитана, Анциферов рванулся в кабинет, будто в этом кабинете жило его спасение.

- Не губите, ваше благородие! Лучше меня кончайте!

Ковалев поморщился:

- Не то. Я задал другой вопрос., - он перевел взгляд на растерянного конвоира.

- Филлипов! Смена не его была, так он дал, просил меня пронести.

"Молодец Козлов. Правильный вопросик поставил." - Ковалев глянул в сразу на десять лет постаревшее лицо Анциферова, задавил в себе искру жалости.

- Подставил тебя, значит, товарищ. Кто еще?

- Не знаю. Он заводной. Остальные больше слушают, разговоры одни. Кто сочувствует, кто и боится.

Из глаз сортировщика вдруг градом покатились слезы. "Сломался", подумал Ковалев, а вслух сказал:

- Ладно, иди домой. И передай там всем, тебя послушают. Пока семьи арестовывать не буду. Но если вдруг какая катастрофа - арест семей, показательные расстрелы. Всем передай. И еще. Филлипова брать не будем. Незачем на него казенный хлеб переводить. Вы его не переубедите, у него семьи нет, пеший конному не товарищ. Сядь, успокойся. Выпей воды и слушай внимательно.

Ковалев кивнул конвоиру, солдат ушел осторожно прикрыв дверь. Штабс-капитан налил из графина воды в стакан, протянул сгорбленному, раздавленному человеку. Сортировщик выпил, стуча зубами о стекло.

- Слушай. Сейчас же пойдешь и все рабочим расскажешь. Филлипов не поймет, будет подбивать к вредительству. Песочку там в буксу и так далее. Увидев, что не слушают, он может решиться на крайний шаг и сделать большую диверсию. Может?

Анциферов кивнул, его губы тряслись, но взгляд был осмысленным. "Все-таки крепкий мужик, - подумал Ковалев, - Я бы на его месте на семье тоже сломался и собирался бы потом гораздо дольше."

- Ну вот. И тогда - неизбежно - арест семей и расстрелы. Он ведь запросто может подставить, подвести вас всех под монастырь. Детей ваших ни в чем неповинных погубить. Так?

- Да.

- Повторяю: я его арестовывать не буду. И других, если таковые объявятся. Вы его сами, от греха, ради своих детей потихоньку пристукнете. Понял?

- Анциферов метнул на Ковалева затравленный взгляд.

- Понял, спрашиваю?! В ваших же интересах.

Рабочий кивнул. Ковалев черкнул пером.

-Иди. Вот пропуск.

Когда Анциферов ушел, Ковалев сел на стул и долго отрешенно смотрел в стену, потом потер руками лицо, тяжело вздохнул и возле знака вопроса у фамилии Филлипова нарисовал небольшой могильный крестик.