– Так. Еще что?

    – Вчера жаба в избе сыскалась.

    – Ну и что?

    – Как – что? – неподдельно удивилась она. – Примета дурная! Значит, помрет кто-то вскорости…

    – Пороги у вас высокие?

    – Высокие, обычной жабе нипочем не влезть.

    – А эта что, необычная?

    – Ее Мажанна наслала…. – с благоговейным ужасом прошептала девушка, повторяя отвращающий зло знак.

    Он едва удержался от ехидного вопроса, предъявляла ли грозная посланница подорожную с печатью самой богини смерти.

    – Дальше.

    – Козел заболел. – Она с надеждой заглянула к нему в глаза – велик ли, достаточен список знамений?

    – Козел… – Он вздохнул и внезапно понял, что ему нет совершенно никакого дела ни до козла, ни до глупой девки. На которой, между прочим, не было никакой порчи – по крайней мере, на ней самой, иначе он бы увидел сразу. Все связные мысли размывал липкий, приторный туман равнодушия, приходящего вместе с дурнотой. Кошка снова мурлыкала, а это означало, что ему и в самом деле худо.

    – А можно ее снять? Порчу-то? – с надеждой спросила она.

    Он подумал, что сейчас его стошнит. Прямо в горшок с недоеденными щами. Желудок не принимал пищи, застуженный холодным дыханием прошедшей стороной смерти. Только бы эта дуреха не догадалась, до чего ему худо…

    – Завтра придешь, – с трудом выговорил он, пытаясь унять подкатывающие к горлу спазмы. – Да, вот еще – прихвати мою рубашку, отстирай и зашей. Тогда и говорить будем.

    – Но… – самым что ни есть разнесчастным голосам начала она, косясь на выпачканную кровью тряпку.

    – Завтра, – отрезал он, и дверь распахнулась сама собой, призывая гостью покинуть неприветливый дом.

    Перечить ведьмарю она не посмела.

    И уже не увидела, как его вырвало-таки над бадьей, к которой он метнулся сразу после ее ухода.

    ***

    Утром Леся пришла снова. Принесла безупречно выстиранную, отглаженную и зашитую рубаху, с поклоном положила ее на лавку и отступила к дверям. Наивная дуреха. Если он и впрямь задумал что недоброе – достанет и за версту. Но зачем?

    Пряча глаза, девушка жалобным голоском попросила:

    – Только тетке не говорите. Она меня вусмерть заругает, если узнает, что я к вашей одеже прикасалась.

    – Делать мне больше нечего, – проворчал он, натягивая рубаху. Вот привязалась, малахольная. Теперь уж и отнекиваться неловко, придется идти к ней домой, искать порчу. Кошка вертелась под ногами, требовательно мяуча, но кормить ее было нечем – мясо они вчера доели, а молоком Дарриша, не в пример деревенским Муркам, брезговала. Не забыть купить рыбы у мальчишек, наказал он себе. Селянские ребята частенько тянули бредень по узкой речушке, охотно уступая улов за монетку-другую. Черная кошка ведьмара была притчей во языцах, пожалуй, даже большей, чем он сам. Ходили слухи, что он покупает для нее парное мясо. Висельников, разумеется. А даже и говядину – где это слыхано, переводить мясо на кошку, когда малолетки, бывает, мрут от голода в особенно суровые зимы!

    Она терпеливо ждала, пока он оденется. Украдкой разглядывала его, он чуял затылком.