– Кама… итати? – повторила я, сделав вид, что впервые слышу это слово. – А кто это?

– Ласки с лапами-серпами, – ответил Тацуми, продолжая пристально осматриваться. – Ёкаи, которые перемещаются по ветру. По легенде, они всегда ходят по трое и защищают свою территорию особым образом – один сбивает незваного гостя с ног, второй его ранит, а третий прикладывает к ране лекарство, чтобы жертва не погибла от кровопотери. Все это происходит почти одновременно, и потому жертва даже не замечает, что на нее напали, пока не обнаруживает кровоточащую рану. – Он отвел взгляд от крыш и оценивающе осмотрел меня. – Но на деле у камаитати выделяется секрет из железы, которым они покрывают свои когти, и потому после их нападения рана начинает кровоточить не сразу. Они, как правило, встречаются куда севернее – ни разу не слышал, чтобы они нападали на людей в городе. Ты точно ничего не напутала?

– Нет, я точно видела ласку с гигантскими ножами, растущими из передних лап! – уверенно заявила я. Я была рада тому, что он мне верит. Рассказывать ему о Кадзекире было страшно. Лучше объяснить все внезапным нападением ёкая, а себя выставить беспомощным невезучим туристом, которого угораздило оказаться не в том месте и не в то время. – Это были не слишком обходительные ласки, – проворчала я, поморщившись, когда ногу обожгла новая волна боли. – Камаитати всегда такие своенравные, или это мне не повезло?

Тацуми со вздохом убрал меч в ножны.

– Идти можешь? – спросил он, не глядя на мою рану. Я кивнула и оттолкнулась от стены. Боль вспыхнула в ноге с новой силой, и я чуть не потеряла равновесие, но стиснула зубы и похромала за Тацуми.

По пути в рёкан я постоянно была начеку – не подует ли вновь неожиданный ветер, не появятся ли ёкаи. Тацуми медленно шел впереди, подстроившись под мою скорость, но не убирал руки с рукояти меча. Я оглядывала крыши, тени и толпы Чочин-Мачи в поисках женщины с длинными волосами, развевающимися на ветру, но даже если Кадзекира со своими саблелапыми ласками была где-то поблизости, то умело скрывалась.

Вернувшись в рёкан, мы по обычаю разулись при входе и пошли искать нашу комнату. Снедаемая любопытством (как, интересно, выглядит комната в рёкане?), я решительно переступила порог – но за дверью обнаружился совершенно обычный номер. Комната с коричневато-желтыми стенами, плотными татами, маленьким альковом и вазой с цветком ириса аямэ была элегантна в своей простоте. Кроватей в номере не было, а вытаскивать футоны  из шкафа было еще слишком рано, поэтому посреди комнаты стоял низенький столик, а на нем – поднос с чайником и чашечками. Из чайного носика поднимался пар.

Тацуми закрыл дверь, снял соломенные гостиничные сандалии и поставил их у двери. Я последовала его примеру, и он кивнул мне на одну из подушек, лежащих у стола.

– Сядь, – приказал он, не объяснив зачем и что собирается предпринять. Я послушно и осторожно присела на синюю подушку, стиснув зубы, – нога по-прежнему отзывалась острой болью на любое мое движение.

Тацуми опустился на колени по ту сторону стола, нырнул рукой себе за пояс и достал небольшого размера сверток из цветной бумаги – он мог бы поместиться у меня на ладони. Затем положил сверток на стол и осторожно развернул. Внутри оказалась небольшая горка незнакомой мне зеленоватой пыли. Я зачарованно наблюдала, как он наливает в чашку кипяток, а потом аккуратно добавляет воду в порошок.

– Что… что это такое? – спросила я.

Не обращая на меня никакого внимания, Тацуми принялся смешивать зеленую пыль с водой, пока не получилась паста. Осторожно взяв ее в ладонь, он посмотрел на меня. Взгляд сияющих фиолетовых глаз встретился с моим, и по телу пробежала дрожь.