В третий раз Галуб узнаёт, что Тазит встретил убийцу своего брата.

         Отец.

         Убийцу сына моего?

         Тазит! где голова его?

         Дай нагляжусь!

         Сын.

         Убийца был

         Один, изранен, безоружен…

         Отец.

         Ты долга крови не забыл…

         Врага ты навзничь опрокинул…

         Не правда ли, ты шашку вынул,

         Ты в горло сталь ему воткнул

         И трижды тихо повернул?

         Упился ты его стенаньем,

         Его змеиным издыханьем?..

         Где ж голова? подай… нет сил…

Отец проклял своего сына и прогнал его от себя.

В черкесском селе праздник; молодежь забавляется воинскими потехами; жены и девы поют.

         Но между девами, одна

         Молчит, уныла и бледна…

         .

         В толпе стоят четою странной,

         Стоят, не видя ничего.

         И горе им: он – сын изгнанный,

         Она – любовница его…

         О, было время!.. с ней украдкой

         Видался юноша в горах,

         Он пил огонь отравы сладкой,

         В ее смятеньи, в речи краткой,

         В ее потупленных очах.

         Когда с домашнего порогу

         Она смотрела на дорогу,

         С подружкой резвой говоря,

         И вдруг садилась и бледнела,

         И отвечая не глядела,

         И разгоралась как заря, —

         Или у вод когда стояла,

         Текущих с каменных вершин,

         И долго кованый кувшин

         Волною звонкой наполняла…

«Египетские ночи» принадлежат также к самым дивным произведениям Пушкина, и в лице его Чарского догадливые читатели найдут для себя много данных для разгадки поэта…

Все мелкие стихотворения отличаются тем же общим чувством просветления, примиренного с самим собою духа, вышедшего с честию из опасной борьбы. И кто бы усомнился в этом, прочтя эту трогательную исповедь души, страждущей и блаженной в своем страдании —

         Отцы пустынники и жены непорочны,

         Чтоб сердцем возлетать во области заочны,

         Чтоб укреплять его средь дольных бурь и битв,

         Сложили множество божественных молитв;

         Но ни одна из них меня не умиляет,

         Как та, которую священник повторяет

         Во дни печальные великого поста;

         Всех чаще мне она приходит на уста

         И падшего свежит неведомою силой:

         Владыко дней моих! дух праздности унылой,

         Любоначалия, змеи сокрытой сей,

         И празднословия не дай душе моей;

         Но дай мне зреть мои, о боже, прегрешенья,

         Да брат мой от меня не примет осужденья,

         И дух смирения, терпения, любви

         И целомудрия мне в сердце оживи.