|
Это ещё раз доказывает всем тем, кто с умыслом и без умысла высказывали сомнения в авторстве Островского, что роман написан именно им и по страницам окружавшей его жизни. Роман можно безошибочно назвать автобиографией поколения молодёжи двадцатых годов. И выброшенные некогда из него страницы (не будем осуждать историю) должны были быть обязательно восстановлены, так как в любой жизни, если мы хотим её понять, важна каждая страница. Особенно это необходимо сегодня, в дни, события которых так напоминают далёкие двадцатые годы, о которых писал Островский.
Письма и главы
В восьмой главе второй части романа «Как закалялась сталь» уже серьёзно больной Павел Корчагин пишет письмо своему брату Артёму. Оно начинается так:
«Артём, хочу рассказать о пережитом. Кроме тебя я, кажется, таких писем никому не пишу. Ты меня знаешь и каждое слово поймёшь. Жизнь продолжает меня теснить на фронте борьбы за здоровье. Получаю удар за ударом. Едва успеваю подняться на ноги после одного, как новый, немилосерднее первого, обрушивается на меня. Самое страшное в том, что я бессилен сопротивляться. Отказалась подчиняться левая рука. Это было тяжело, но вслед за ней изменили ноги, и я, без того еле двигавшийся (в пределах комнаты), сейчас с трудом добираюсь от кровати к столу. Но ведь это, наверное, ещё не всё. Что принесёт мне завтра – неизвестно».
А в эпистолярном наследии писателя есть реальное письмо брату Николая Островского Дмитрию Алексеевичу, написанное 2 ноября 1926 года, что событийно совпадает с письмом в романе. Реальное письмо брату начинается иначе:
«Дорогой Митя! Сегодня получил твоё письмо. Отвечаю сейчас же. Дорогой братушка, ты напрасно беспокоишься за меня. У меня, правда, дела дрянь – болен я здорово и всё прочее, но это тебе давно известно, а что я не загнусь ещё пока до лета, это тоже факт. Ну что же, ни черта не попишешь – приходится лежать, такая вышла марка. Ты, дорогой, знай, что тебе то я, безусловно, всё пишу, как есть. Будет что нибудь худое со мной, напишу, не скрою, потому что кому же, как не тебе, всё знать, моему родному братишке».
Совпадение строк книги и реального письма по их сути удивительное, только реальное теплее, душевнее, с большей любовью и менее литературное, то есть не причёсанное («не загнусь», «ни черта»), что вполне естественно. Будущий писатель ещё не знал об этом и не претендовал на публикации. К брату в жизни обращение нежнее – не просто «Артём», как в книге, а «Дорогой Митя!», «Дорогой братушка», «ты напрасно беспокоишься за меня». Но в целом письма по содержанию сначала совпадают. Дальше, правда, идут расхождения. В книге Павка рассказывает брату, что надеется вернуться в строй, пишет, как готовится к этому, читая книги, учась в университете заочно, о связи с молодёжью и росте сознания Таи. В реальном письме 1926 года всего этого нет, так как в жизни эти моменты пришли к Островскому позднее, но пришли. Через два года он действительно учится заочно в коммунистическом университете, собирает вокруг себя местных коммунистов, соседей и больной, прикованный к постели, уже теряющий зрение, ведёт борьбу с городскими бюрократами и соседями буржуями, испытывая при этом огромные трудности, о чём и сообщает брату:
«О здешней жизни и работе у меня нехорошее мнение. Обрастают ребята и окружаются разными подхалимами и барахлом. Нет пролетарской непримиримой ненависти к чуждым элементам. Я здесь вошёл по уши в борьбу. И силы мои тают, и очень мне обидно, что лежу и сам не могу работать. Много, родной братушка, работы, ещё много борьбы, и надо крепче держать знамя Ленина. В партии замечен кое где правый уклон, т.к. кое какие партчиновники хотят сдать заветы Ильича и развинтить гайки. |
