Это строки письма, написанного 2 ноября 1928 года, но как удивительно они напоминают нам недавние наши дни и одновременно горячее выступление молодых коммунистов на киевской конференции, описанной Островским в пятой главе второй части романа «Как закалялась сталь».

В опубликованном варианте речь Дубавы вообще отсутствует, а речь Панкратова дана сокращённо. Но это очень интересно сопоставить предложенные Островским речи оппозиционера Дубавы и молодого коммуниста Панкратова. Сначала выступил Дубава.

"– Я буду краток. За эти десять дней говорено немало.

Вам известен документ «сорока шести». В нём товарищ Троцкий и целый ряд виднейших работников партии резко осудили Цека за его политику в промышленности. Мы требуем максимальной концентрации промышленности – это раз. Затем считаем, что финансовая реформа, вводимый монопольный червонец, приведёт нас к кризису. Вместо того чтобы нажать на мелкобуржуазную стихию – крестьянство – и выжать у него со всей энергией диктатуры пролетариата имеющиеся у него средства, Цека восстал против предложенного повышения цен на промышленные товары. Правда, в стране налицо определенная крестьянская забастовка – отказ от покупки промышленных товаров.

Оппозиция предлагала подавить эту забастовку интервенцией продуктов широкого потребления, то есть ввезти это всё из за границы. Цека отказался нажимать на крестьянство, пугая нас разрывом союза с этим, так сказать, ненадёжным союзником. А мы считаем, что надо жать из этой стихии всё до последней капли и вложить эти средства в нашу социалистическую промышленность. История нас оправдает.

Дальше, наше разногласие по внутрипартийным вопросам. Тут Лагутина читала стенограмму части моей речи, но я повторюсь.

Почему партийный аппарат громит Троцкого? Потому что Троцкий ведёт борьбу против партийного бюрократизма. За Троцкого вся вузовская молодёжь, и его слова «молодёжь – важнейший барометр партии» – истина.

Да, товарищи, Троцкий – человек, на которого мы можем опереться. Это вождь Октябрьской революции. Он не струсил перед восстанием, как Зиновьев и Каменев. Он в восемнадцатом году, во время Бреста, не раскалывал единства партии, как товарищ Бухарин, который даже, говорят, собирался арестовывать Ленина, и других за мир с немцами. Он в девятьсот третьем году был первым большевиком. Троцкий привёл Красную Армию к победе. Это с Лениным самый знаменитый революционер в мире. Конечно, если бы Троцкого не зажимал Цека, то мы давно уже бы нажали на мировую контрреволюцию. Для того чтобы мы достигли настоящей демократии в партии, надо дать право высказываться всем группам и течениям, а не только большинству.

Партийный аппарат стал нашим несчастьем, а то, что в руководстве только старая гвардия, грозит опасностью перерождения. Троцкий правильно указывал на Каутского и Пауля Лези как на живой пример.

Шум и крики негодования только подхлестнули Дубаву. До сих пор его терпеливо и молча слушали, и только беспокойное движение людских рядов в партере выдавало напряжённое волнение участников конференции.

– Что же, товарищи, власть портит человека. И мы правильно советуем перевести партийных аппаратчиков опять к станкам, особенно главков.

Цветаев с места бросил злорадно:

– Правильно! Пусть мазута понюхают, а то окопались в кабинетах.

На реплику никто не ответил. Ждали, что еще скажет Дубава.

– Мы еще раз заявляем, что политика Цека приведёт страну к гибели, если она будет продолжаться, то мы уже в самое ближайшее время провалимся с финансами и промышленностью, а крестьянин нас докончит.