|
Языкова, Хомякова и Бенедиктова и tutti quanti[3 - тому подобных (итал.). – Ред.] – этих вечных предметов критического удивления г. Шевырева, который когда-то сам писал стишонки немногим разве хуже их?.. Такая поэма, как «Боярин Орша», неужели – не более, как школьная тетрадь? И притом по какому праву, на каком основании настаивает г. Шевырев, чтоб желание почитателей таланта Лермонтова – иметь у себя каждую строку его – было преступно, равно как и желание издателей Лермонтова удовлетворить этому желанию большей части русской публики? Мало ли чего не напечатал бы сам Лермонтов: ведь и Пушкин не напечатал бы при жизни своей лицейских стихотворений; но кто же не благодарен издателям за помещение их в полном собрании его сочинений? Г-н Шевырев говорит: «Любопытна для истории военная школа Наполеона; но не имеет она значения в жизни молодого генерала, сраженного почти на первом шагу своего военного поприща». Но если б этот генерал был Наполеон после итальянской кампании? Для г. Шевырева сделанное Лермонтовым кажется только замечательным, а нам оно кажется великим; г. Шевыреву кажется, что мы ошибаемся, а нам кажется, что он ошибается: из чего ж тут браниться, и неужели без брани нельзя оставаться той и другой стороне при своих убеждениях? Мало того, что г. Шевырев печатно называет журналиста, печатавшего в своем журнале стихи Лермонтова, и при жизни и по смерти поэта, – журналистом-промышленником, но даже позволяет себе сомневаться в его уважении к поэту и приписывать ему низкие и корыстные цели…[6 - Так Шевырев называл Краевского, в журнале которого – «Отечественных записках» – печатались стихотворения Лермонтова.] И против кого же он пишет это? – против журнала, который о нем не позволит себе так писать, хотя и мог бы высказать ему много жестких истин, не совсем-то здоровых для литературной репутации г. Шевырева… Далее, г. Шевырев видит каких-то необыкновенных поэтов в гг. Языкове, Бенедиктове и Хомякове, особенно в последнем; наше мнение о сих господах диаметрально противоположно его мнению: мы не видим в них никаких поэтов, особенно в последнем;[7 - Мнение Белинского о поэзии Хомякова наиболее полно высказано им в статье «Русская литература в 1844 году».] но тем не менее верим, что г. Шевырев восхищается ими gratis[4 - безвозмездно (лат.). – Ред.], не из каких-нибудь корыстных и низких целей… Г-н Шевырев видел в Лермонтове подражателя г. Бенедиктову; г. Павлова ставит он выше Гоголя;[8 - В статье о «Трех повестях» Н. Ф. Павлова («Московский наблюдатель», 1835, март, кн. I, с. 120–130).] у поэзии Жуковского и Пушкина отнимал честь мысли и приписывал ее, на их счет, г. Бенедиктову[9 - См.; «Московский наблюдатель», 1835, август, кн. I, с. 439–459.], и мы верим, что все это делал он без всякого злостного умысла, а так, от доброты сердца, и с самым простодушным убеждением…
В доказательство, как иногда опасно свой личный вкус выдавать за общий и как, в этом отношении, не всякому следует быть слишком смелым, – обращаем внимание читателей на то, что г. Шевырев находит дурными эти превосходные стихи Лермонтова, представляющие в себе живую и роскошную картину Кавказа:
И над вершинами Кавказа Изгнанник рая пролетал. Под ним Казбек, как грань алмаза, Снегами вечными сиял; И, глубоко внизу чернея, Как трещина, жилище змея, Вился излучистый Дарьял; И Терек, прыгая, как львица, С косматой гривой на хребте, Ревел; и хищный зверь и птица, Кружась в лазурной высоте, Глаголу вод его внимали; И золотые облака, Из южных стран, издалека, Его на север провожали; И скалы тесною толпой, Таинственной дремоты полны, Над ним склонялись головой, Следя мелькающие волны; И башня замков на скалах Смотрели грозно сквозь туманы — У врат Кавказа на часах Сторожевые великаны
