Не правда ли, что этот дивный хор – совершенно новое явление все той же неистощимой жизни, совершенно новый аккорд все той же неисчерпаемой любви?.. Но мы еще передернем декорацию жизни и покажем ее новые стороны: вот рыцарская баллада —

         Жил на свете рыцарь бедный,

         Молчаливый и простой,

         С виду сумрачный и бледный,

         Духом смелый и прямой.

         Он имел одно виденье,

         Непостижное уму;

         И глубоко впечатленье

         В сердце врезалось ему.

         С той поры, сгорев душою,

         Он на женщин не смотрел;

         Он до гроба ни с одною

         Молвить слова не хотел.

         Он себе на шею четки

         Вместо шарфа навязал,

         И с лица стальной решетки

         Ни пред кем не подымал.

         Полон чистою любовию,

         Верен сладостной мечте,

         А.М.Д. своею кровию

         Начертал он на щите.

         И в пустынях Палестины,

         Между тем как по скалам

         Мчались в битву паладины,

         Именуя громко дам,

         Lumen coeli, sancta Rosa![2 - Свет небес, святая роза! – Ред.] —

         Восклицал он, дик и рьян,

         И как гром, его угроза

         Поражала мусульман.

         Возвратясь в свой замок дальный,

         Жил он строго заключен,

         Все безмолвный, все печальный,

         Как безумец умер он.

С такою глубокостию, с такою верностию и в такой небольшой пьеске схватить одну из главнейших сторон средних веков, этого религиозного периода человечества, когда и слава, и мужество, и любовь, и все, все было религиею!.. Кто мог это сделать? – Пушкин!

Читали ли вы его «Галуба»? Вот отец, чеченец, хоронит своего могучего сына, удалого наездника, опору своей старости; кладет с ним в гроб все его оружие,

         Чтобы крепка была могила,

         Где храбрый ляжет почивать,

         Чтоб мог на зов он Азраила

         Исправным воином восстать.

Схоронивши одного сына, Галуб встречает другого: его привел к нему старец, воспитывавший его.