|
Лучше идти медленно, чтобы не сломать ногу в этих пустынных местах, где не увидишь даже птиц, которые могли бы хоть немного скрасить одиночество. Что скажет обо всем этом Томасито? Он представил лицо своего помощника, представил, с каким недоверием тот будет слушать его рассказ, как его начнет тошнить оттого, что он услышит. Хотя не обязательно. Воспоминания о пьюранке защищают его от всех неприятностей. А донья Адриана сумела-таки убедить пеонов: есть только один надежный способ сохранить работу, предотвратить уайко, землетрясение, убийства – предложить апу человеческую кровь. А чтобы пеоны были более податливы и послушно следовали ее советам, эта жаба Дионисио спаивает их. Не могу поверить, господин капрал. Так все и было, Томасито, так все и есть. Теперь тебе понятно, почему о них говорят как о подстрекателях. Непонятно другое: если решили принести жертву апу, почему исчез не один человек, а трое? Разве не хватило бы одного, Томасито? Может быть, чтобы ублажить всю эту шайку апу? Ведь дорога-то, которую строят, должна здесь пересечь не одну гору, а несколько.
Он поскользнулся и сел в грязь. Поднялся и снова упал, на этот раз на бок. Засмеялся над своей неуклюжестью, хотя больше хотелось заплакать в голос. Потому что форма пришла в плачевное состояние, руки были в грязи, а главное, потому, что весь мир казался ему сейчас отвратительным, а жизнь – невыносимой. Он вытер ладони о брюки и снова пошел, хватаясь на каждом шагу за камни. Как случилось, что пеоны, уроженцы здешних мест, которые окончили по крайней мере начальную школу, побывали в городах, слушали радио, одевались по-современному, могли совершать такие дикие, такие людоедские поступки? Еще можно было бы понять, если бы речь шла об индейцах в пунах, они ведь нигде не учатся и живут, как жили их предки. Но это делали люди, которые умеют читать, играют в карты, которых крестили и все такое, – как их понять? Немного распогодилось. Далеко внизу Литума различил огни поселка. И вдруг до его сознания дошло, что наряду с отдаленным громом он уже некоторое время слышит какой-то глухой рокот и что земля под ногами непрерывно подрагивает. Что за чертовщина! Ага, надвигается новая гроза, сзади, со спины. Здесь, в Андах, даже силы природы норовят нанести удар по-предательски. Что же это такое, мать честная? Толчок? Землетрясение? Да, вот оно: земля и в самом деле дрожит под ногами, в воздухе запахло скипидаром. А этот гул, он идет из самого сердца горы. Вокруг, прямо у его ног, катились мелкие камни, осколки крупных камней, потревоженные и сдвинутые с места невидимой рукой. Он инстинктивно пригнулся и, опираясь о землю руками, юркнул под прикрытие остроконечной скалы, поросшей бурыми пятнами мха. «Да что же это такое, Боже мой!» – крикнул он снова и осенил себя крестным знамением; на этот раз эхо не откликнулось на его голос: шуршание множества камней, слившееся в плотный всепроникающий шорох, низкий рокот сползающей горы заглушали все звуки. Говорят, что мать Дионисио убило молнией. Так ведь и в него сейчас ударит молния! Он весь дрожал, руки вспотели от страха. «Не хочу умирать, Боже милостивый, ради всего святого!…» – кричал он, чувствуя, как пересыхает горло и садится голос. Стало темно, казалось, наступает ночь, хотя на самом деле было еще не поздно. Среди камней он увидел большую ламу: плотно прижав уши, не разбирая дороги, она промчалась мимо него вниз и скрылась из виду. Литума попытался молиться, но не смог. Значит, его раздавит один из этих огромных камней? Они уже катились вокруг с оглушительным грохотом, отскакивая в стороны, ударяясь друг о друга и раскалываясь на куски. Животные инстинктивно почувствовали, что это катастрофа, как бедняга лама, успевшая стрелой вылететь из своего укрытия и удрать вниз. «Прости мне мои грехи, Господи! Не думал, что умру так…» Он стоял на четвереньках, вжавшись в скалу, и смотрел, как по сторонам и над его головой катились и летели камни, комья земли, обломки причудливой формы. |
