Она быстро заправила кровать, а потом заглянула к Солли. Сын еще спал глубоким сном.

Одежда у Эллы была удобная и простая. Время на то, чтобы прихорашиваться, она не тратила, поэтому просто подобрала свои длинные волосы, сделала узел и закрепила его шпильками на затылке. Затем Элла пошла на кухню, стараясь двигаться как можно тише, чтобы не разбудить никого в доме.

Это было единственное время суток, когда кухня радовала ее относительной прохладой и абсолютной тишиной. Очень скоро здесь будет гореть плита, и от прохлады не останется даже воспоминания. Горячий воздух проникнет и с улицы — через открытое окно. А еще одним источником жары станет энергия самой Эллы.

Пропорционально температуре будет расти и уровень шума. Пика он достигнет к обеду, когда кухня превратится в этакий остров, живущий собственной, независимой от всего дома жизнью. И долгожданная тишина здесь наступит не раньше, чем Элла выключит наконец верхний свет — через пару часов после того, как ее жильцы отправятся на покой.

В то утро она не помедлила ни секунды, чтобы насладиться прохладой и тишиной. Надев фартук, Элла сразу зажгла газ. Первым делом она поставила варить кофе, после чего замесила тесто для печенья. Ее служанка Маргарет, как обычно, пришла вовремя. Сняв шляпку и повесив ее на крючок, она с благодарностью взяла протянутую Эллой чашку кофе. Сахара в нем было совсем немного — именно такой кофе Маргарет и любила. Выпив его, она сразу же направилась на задний двор — надо было наполнить водой стиральную машину. Пришла пора загрузить в нее первую порцию белья.

Возможность купить электрическую стиральную машину была настолько призрачной, что Элла об этом и не мечтала. В обозримом будущем ей предстояло довольствоваться той, которая досталась в наследство от матери, — с ручкой для отжима простыней, полотенец и всего прочего. Мыльная вода выливалась из бака прямо в канаву, тянувшуюся вдоль того сарайчика, где стояла машина.

В жаркие летние дни в сарае становилось невыносимо душно от паров горячей воды. Зимой, когда руки немели от холода и мокрое белье казалось еще тяжелее, чем обычно, тоже было нелегко. В общем, стирка была крайне утомительна в любое время года. Элла уже знала, что к вечеру спина у нее будет просто разламываться.

Она поджаривала бекон, когда на кухню, все еще в пижаме, пришел Солли.

В восемь подали общий завтрак.

К девяти часам постояльцы были накормлены и вся посуда вымыта и убрана в буфет. Элла поставила на огонь огромную кастрюлю, которой предстояло кипеть практически весь день, и приготовила крахмал. Затем, взяв с собой Солли, она вышла во двор, чтобы повесить первое белье, которое успела выстирать, прополоскать и отжать Маргарет.

Когда Элла вернулась на кухню, чтобы проверить, все ли там в порядке, было уже почти одиннадцать часов. Она пОллила в кастрюлю воду, и в это время в дверь позвонили. Элла вытерла руки фартуком и глянула на себя в зеркало. Лицо у нее было красным и влажным от жары, а уложенный утром узел сполз на шею, но приводить себя в порядок она не стала.

Элла открыла дверь и увидела на пороге доктора Кинкэйда.

— Доброе утро, миссис Баррон, — вежливо поздоровался он.

На голове у доктора была белая соломенная шляпа, украшенная аккуратной ленточкой. Здороваясь, Кинкэйд снял ее и галантно прижал к груди.

Визит доктора был для Эллы неожиданным. Она удивилась, но и только — ей по-прежнему и в голову не пришло, что этот день будет чем-то отличаться от остальных.

Кабинет доктора Кинкэйда располагался на Хилл-стрит, в центре города, но он нередко посещал пациентов на дому, в частности, когда принимал роды. А еще он сам ходил к тем, кто подхватил какую-нибудь инфекцию.