— А что тут понимать? — Гвэрлум пожала плечами. — Собрать пожитки, погрузить их на телегу… и в путь. На юг, в Крым. Там тепло, там яблоки.

— Там татары, — напомнил Вадим.

— О Боже! — воскликнула Наталья. — Что ты предлагаешь? Сидеть и ждать, пока нам оттяпают башку?

— Во-первых, совершенно не обязательно. Мы все-таки не бояре, — возразил Вадим.

— Мы торговые люди, — заявила Наталья. — Состоятельные. Иван Грозный любил грабануть состоятельных. Как, впрочем, и все правители.

— Во-вторых, ты странно рассуждаешь, Гвэрлум, — продолжал Вадим, пропустив ее последнее замечание мимо ушей. — Бежать. Ну вот как можно бежать? Положим, барахло ты с собой заберешь. А дом?

— Продать! — сказала она решительно и огляделась по сторонам с неожиданной тоской. До чего жаль стало ей расставаться с этими теплыми, светлыми стенами! Столько хорошего произошло в этих стенах! А главное — они всегда служили ей надежным укрытием от житейских бурь, какие бы страшные испытания ни ожидали снаружи. Продать этот дом, обитель Флора и Лавра? Да никогда! Представить себе, что здесь будет жить кто-то чужой? Лучше даже и не думать!

— Ага! — сказал Вадим, заметив, как тень набежала на ее лицо. — Вот и я так думаю. Глебовский дом продать — все равно что предать Настасью, ее родителей, ни в чем не повинных, оклеветанных… А Севастьяну я что скажу? Как объясню свое намерение? Он хоть и отказался от дома в Новгороде в пользу сестры, но все же духовно он — наследник. Он, а не я. И с чего это я вдруг стану распоряжаться?

— И потом, — сдалась Наталья, — ведь все связи здесь. Связи на телегу не погрузишь.

— В общем, так решаем, — подытожил Вадим, — сидим на месте и ждем. Как только предвестники очередной бури надвинутся, мы во всяком случае будем знать: стороной эту грозу не пронесет. Тогда и удерем. А после все равно ведь вернемся…

— Кто знает, — неожиданно произнесла Наталья, — может, эта самая комета и предвещает очередную бурю…

— Ну знаешь! — возмутился Вадим. — Я от тебя такого не ожидал! Суеверная бабуля!

* * *

Вопрос о комете сильно занимал Харузина не только астрономически, но и с богословской точки зрения. Он никогда не уставал выяснять то одну, то другую проблему. Очередной приезд Лаврентия в дом брата оказался чрезвычайно кстати: Харузин едва дождался, пока близнецы вдоволь наговорятся, обсудят последние новости и предстоящие в ближайшее время дела.

Все то время, пока Флор и Лавр разговаривали, сидя в горнице, — вроде как не запирая дверей, но и никого к себе в беседу не приглашая, — Харузин маялся, бродил по двору. Первый снег растаял, землю покрывала черная жидкая грязь — ждала нового брачного убора, на сей раз уже стойкого. Ждать, судя по тому, какая холодная установилась погода, оставалось не слишком долго.

Небо было затянуто облаками, из которых мелко сыпал дождик. Не дождик даже, а неприятный ледяной туман.

Впрочем, питерцу не привыкать к подобной погоде. В Новгороде климат даже приятнее, чем в Петербурге. Все-таки град Петров, сколько бы ни возводилось там гранитных набережных и оград чугунных, стоит на болоте. И комары там урождаются злее сибирской мошки, хитрые, мелкие, чрезвычайно ядовитые и не пропадающие даже в зимнее время.

Харузин то и дело задирал голову. То на окошко горницы посмотрит — окошко мутное, хотя забрано не бычьим пузырем, как в домах среднего достатка, а настоящей тонкой слюдой с разводами; то на небо. Он постоянно помнил о том, что там, закрытая толстым слоем облаков, невидная в дневном свете, сторожит комета.