Глядя, как исчезает в ледяной воде труп Киссельгаузена, Соледад улыбалась.

— Теперь он сможет видеть звезды, — сказала она. — В конце концов, наш отец дьявол отыскал для него неплохое место!

Георгий смутно подумал о том, что бедный немец вряд ли заслужил такого конца. Истлеть в воде, в осклизлом срубе, стать причиной смерти множества ни в чем не повинных людей — даже шпион нескольких королей, фокусник и чуть-чуть чародей Киссельгаузен мог бы удостоиться участи получше.

Но близость Соледад заставляла мысли Георгия путаться, и потому он только кивнул ей и криво улыбнулся. Звезды изливали на заговорщиков бледный свет. Звездам не было никакого дела до того, что они только что совершили.

— Этот колодец далеко от дома Флора, — сказал Георгий, когда они уже возвращались в таверну. Чума может и не добраться к его двору.

— Не чума, так злые люди, — возразила Соледад. — И уж я-то позабочусь о том, чтобы они прознали — кто виновен во всем! Неужели ты думаешь, я позволю ему умереть от болезни? Просто сгореть в одночасье, как сгорят все эти бедняги? — Она резко махнула рукой, словно желая обнять дома, спящие поблизости и не ведающие о том, что колодезная вода, бывшая для них источником жизни, скоро превратится в источник погибели. — Нет! Нет, Георгий! — Соледад остановилась, схватила своего любовника за плечи и сильно встряхнула. — Я приготовила для него и его близких совсем другую смерть! И когда она настигнет моих врагов, они пожалеют о том, что, на свое несчастье, избежали чумы!

Они вернулись в таверну и собрали вещи, которые могли бы им пригодиться. Весь реквизит фокусника остался в сундуках. Брали только одежду и деньги.

Затем Соледад спустилась во двор, где в клетках шипели и бесились голодные животные. Несколько минут женщина рассматривала их сквозь прутья, скаля зубы и сильно фыркая носом.

— Бедные твари, — любуясь их яростью, проговорила она. — Вас давно не кормили? Вы голодны? О, как мне вас жаль! Ваш хозяин забыл дать вам еды. Но это только половина беды. Ваш хозяин мертв! Кто из вас заразил его этой болезнью? Ты? — Она наклонилась к клетке, где лежала змея, и тотчас отпрянула, когда холодная тварь метнулась к прутьям и сильно ударилась о них плоской головой.

Соледад засмеялась.

— Нет, ты не убиваешь болезнью! Ты душишь, а потом поглощаешь свои жертвы и подолгу лежишь с набитым брюхом. Нет, это не ты…

Ведьма медленно подошла ко второй клетке. Гарпия, заточенная там, испустила несколько пронзительных хриплых криков. Эта тварь с когтями на кожистых крыльях выглядела жутко. В клюве у нее сохранились зубы, как у щуки. Соледад осматривала тело умершего хозяина и успела заметить на его вздувшейся руке несколько посиневших точек.

— Это ты! — сказала Соледад гарпии. — Ты укусила своего хозяина, когда он, несчастный доверчивый добряк, пришел накормить тебя мясом. Ты ухватила его своим зубастым клювом и впрыснула яд, который оказался чумой! Как тебе это удалось? Ты заражена? Но почему ты не умираешь? Ты носишь болезнь в своем теле, но сама ею не болеешь? Какое прелестное свойство! Бьюсь об заклад, Киссельгаузен об этом знать не знал. Я видела у него книгу о тварях вроде тебя, но не читала ее… А надо бы почитать! Глупый немец. Неудачливый немец. Терпеть не могу таких. Хорошо, что он умер.

Соледад прошлась по двору широким шагом, подбоченясь, словно готовясь к танцу. Она даже сделала несколько па, размахивая юбками, но затем остановилась и снова принялась бормотать себе под нос.

— Но что же мне, однако, с вами делать? Выпустить вас на город или убить?

Она поднесла к своему лицу руку с растопыренными пальцами и пошевелила ими, внимательно глядя, как поблескивают под лунным светом кольца.