- Ах, сколько женских ручек мной перецеловано! - часто патетически восклицал он.

- А посчитать? - однажды не выдержала Тоня.

Слава задумался. Он только "бабочек" ловил. И Тося решила оставить его наедине с индивидуальными сложными подсчетами.

Пятым явился Илья, довольно известный фигурист, вынужденный бросить лед после серьезной травмы. Илья преподал Тоне несколько практических уроков, касающихся женской красоты. Он здесь тоже был неплохим специалистом.

Понаблюдав, как Тося ежеутренне усердно и старательно трет после умывания лицо полотенцем, Илья заметил:

- Кожа нуждается в увлажнении! А если будешь так морду тереть - она всю жизнь станет нуждаться в водичке!

Тося к совету разумно прислушалась, лицо вытирать перестала и, благодаря этому, сохранила почти девичью кожу до своих недевичьих лет.

У Ильи имелся дом в Штатах. В родную страну, даже ради советов Тосе, он наведывался изредка, а посему чувства влюбленных быстро бесследно растаяли в чистом синем воздухе над Атлантическим океаном.

Шестой служил зубным техником. Тогда Тоне понадобилось поставить три коронки - жизнь лопала зубы без остановки! И ей порекомендовали отличного специалиста Бориса Евгеньевича. Техник был молод и голубоглаз. Привычно трясущаяся от словосочетания "зубной врач" Тоня сказала специалисту:

- Вы мне, пожалуйста, шепчите что-нибудь ласковое, тогда не будет больно...

Врач засмеялся и взглянул на Тоню с большим интересом.

По всей вероятности, ему она глянулась сразу, а ее предложение пришлось по душе с самого начала. Он охотно согласился и начал нашептывать ласковости и милые словечки, которые особым разнообразием и оригинальностью не отличались, но попервости грели сердце и душу. Однако недолго. Стандартно-клишированный словесный набор в сжатые сроки наскучил Тоне, а ни к чему другому голубоглазый Борис способностей не проявил. Если не считать его зубопротезного мастерства и короночного совершенства.

Седьмым оказался Родион, названный литературной мамой в честь ее любимого и знаменитого героя романа Федора Михайловича. Родя писал стихи и поэмы, ходил на литературные тусовки, и Тоне моментально шибко надоело дышать поэтическим миром и с утра до ночи вникать в мысли, обреченные стать рифмами и ритмом.

Хотя она окончила когда-то Литературный институт.

Во время ее поступления мама, школьная учительница литературы и русского, стойко ходила на все экзамены. Она дымила в литинститутском дворе сигаретами, перезнакомилась со всеми такими же преданными детям родителями и упорно убежденно толковала о том, что сюда поступать должны одни лишь мальчики, поскольку именно они - носители профессии. А девочки выйдут замуж, родят детишек и постепенно забудут о литературе...

Тоня очень обижалась на мать, но молчала.

Мама умерла давно, через пять лет после окончания Тосей Литинститута. Отец пережил ее на полгода. Костя благополучно выучился на инженера в Бауманском. А писать Тоня действительно перестала, хотя детишек так и не родила...

Родион проявлял непоколебимый интерес к Тосиному эмбриональному творчеству. И пробовал оттачивать на нем свои способности критика.

- Неплохой рассказ, - глубокомысленно говорил он, ознакомившись с очередным слабеньким Тосиным творением. - Но я не понял - и читатель вместе со мной - почему твоя героиня легла с этим типом? Ты прости меня за грубость и прямоту, но всегда должно быть понятно, почему женщина ложится в постель к мужчине!

- Очень часто из любопытства, - буркнула Тоня.

- Из чего? - в замешательстве пробормотал Родион. - А ты... прости меня... тоже... со мной...

- Тоже, - не стала отрицать очевидность честная Тося. - Извини, Родик, но тоже. Мне было очень интересно. А потом весь интерес слинял... Так бывает, учти на будущее.

На смену поэту Родиону пришел... Кто же пришел ему на смену? Ведь как раз тогда уже возник Олег.