На фронтисписе изрядно выцветшими чернилами было выведено: Вручено мне, Майк. Дрейтону, Уиллом Ш.

Чарльз прекрасно знал, что «Пандосто» послужил источником вдохновения для «Зимней сказки». И вот перед ним книга, которую держал в руках сам Шекспир, как держит ее сейчас он, Чарльз. От этой цепочки невероятных совпадений он едва не потерял сознание.

Уильям Айрленд не сводил с Лэма пристального взгляда, словно требуя ответа.

— Поразительно. — Закрыв книгу, Чарльз бережно опустил ее на прилавок. — Каким образом вы ее заполучили?

— Нашел в библиотеке одного господина. Он умер прошлым летом. Мы с отцом отправились в Уилтшир. И там увидели сокровища, мистер Лэм, настоящие сокровища. — Он поставил книгу на место и, не оборачиваясь, обронил: — Магазин принадлежит отцу.

За три недели до описываемых событий Уильям действительно съездил с отцом в Солсбери. Билеты они купили поздно, всего за два дня до отъезда, и им достались места не внутри дилижанса, а снаружи, за спиной кучера и тройки лошадей.

— Нет-нет, — воспротивился Сэмюэл Айрленд, — я поеду только под крышей. Промозглый сентябрьский ветер пробирает до костей.

— Это как же, сэр? — только и сказал изумленный кучер; он, подобно всем прочим, при первой же встрече с Айрлендом-старшим был подавлен его решительным тоном.

— Сейчас покажу как. Причем на деле. — Бесцеремонно вскарабкавшись в экипаж, тот обернулся к сыну: — А ты, Уильям, полезай наверх. Свежий воздух придаст тебе бодрости. — Затем, сняв бобровую шапку, с изысканной любезностью поздоровался с единственной сидевшей там дамой и медленно втиснулся между двух пассажиров-мужчин, точно пробка в бутылочное горлышко. — Сделайте милость, подвиньтесь чуточку, на дюйм, не больше. Приношу глубочайшие извинения.

Уильям Айрленд тем временем взобрался по лесенке на открытое сиденье, и дилижанс покатил по Корнхилл-стрит и Чипсайд в сторону собора Св. Павла. Ежась на ветру, Уильям поднял глаза. Он не мог постичь, какими принципами руководствовался создавший собор архитектор, душевная безмятежность творца была ему недоступна. Гигантский купол казался неуместным, инородным.

Уильям давно свыкся с отцовским эгоизмом — правда, сам он не употребил бы этого слова. Айрленд-старший, человек властный, деспотичный, велеречивый, был всего лишь продавцом книг. Торговцем. Уильям знал, что одна мысль о столь низком положении доставляет отцу жестокие муки. Лишь преувеличенное самомнение позволяет ему терпеть такую жизнь.

На Ладгейт-хилл образовался затор из экипажей, дилижанс потихоньку сбавил ход и стал. Уильям обернулся и еще раз взглянул на купол. Подобного величия ему не достигнуть никогда. Он останется тем, кто он есть, не больше. В минуту затишья поверх городского шума из дилижанса донесся знакомый голос. Отец рассуждал о достоинствах трюфелей.

Доехав до Багшота, остановились на постоялом дворе, чтобы пассажиры, сидевшие на открытом воздухе, могли согреться. Уильям устроился в небольшом зале возле скромных размеров камина, топившегося углем. Держа в руках чашку подогретого портера, он подсел к Берил, служившей камеристкой у богатой дамы. Уильям уже выяснил, что Берил потеряла место и теперь возвращается к своей деревенской родне.

— Не то обидно, что выгнали, обидно, как выгнали, — с нескрываемым возмущением говорила она. — «Вот тебе две гинеи, и убирайся!»

Уильяму не хотелось подробно расспрашивать Берил о причинах увольнения, но вся ее повадка наводила на мысль, что наказали ее за непозволительные в приличном доме шашни в закутке под лестницей.

— Зато я у хозяйки шаль стащила.