– Кое-что – да.

Стенли Милгрэм, американский психолог, в шестидесятых годах проводил знаменитый эксперимент. Он имитировал тестирование знаний человека, которому задавались вопросы. При каждой ошибке другой подопытный посылал ему электрический разряд, все более сильный. На самом деле именно инструктор, тот, кто посылал разряды, и являлся объектом изучения, а другой был всего лишь актером, симулирующим мучения. Цель теста была понятна: выяснить, до какого предела жестокости может дойти человек, когда он прикрывается полученными приказами? Возможно ли убить кого-то под тем предлогом, что ты следуешь правилам?

Результаты теста Милгрэма оказались весьма прискорбны. Большинство испытуемых, если с них снимали ответственность, подчинялись вплоть до убийства. В глубине души они, без сомнения, наслаждались тем, что могут дать волю инстинктивной жестокости, оставаясь под защитой субординации. Тест стал научной демонстрацией того, что любая война доказывает на деле.

– Вы хотите сказать, что ваше посвящение действует так же, как тест Милгрэма?

– Именно. Я не могу вдаваться в детали, но «деды» находятся под наблюдением все двадцать четыре часа. Изучаются их реакции, злоупотребления, садизм. Мы формируем в «Кэрвереке» элитных пилотов, а не истязателей. Мы не можем допустить, чтобы наши машины попали в руки людей неуравновешенных, способных при первом удобном случае поддаться своим порывам.

Теперь Эрван потел от стыда. Ему хотелось вернуться в свою комнату, принять душ и забиться под одеяло. Доброго всем вечера.

– Вам случалось исключать Лис?

– Иногда. Слишком усердных парней, которые выказали излишнюю склонность к жестокости или выходили из-под контроля.

– И что с ними произошло?

– Мы не отправляли их в Соединенные Штаты на третий год обучения. Их просто переводили на другие должности.

– Под каким предлогом?

– В мягкой форме. Они так никогда и не узнали, что своей дисквалификацией обязаны собственному поведению.

Полицейский посмотрел, как адмирал возвращается обратно за письменный стол и запихивает под него свои голенастые ходули. И снова испытал чувство дежавю.

– Парадокс в том, – продолжил офицер, устроившись, – что если бы убийцей был действительно кто-то из курсантов, мы бы вычислили его к концу посвящения.

– Если бы вы получше следили за своими подопечными, жертв не было бы.

– Ни один мозг не может предвидеть всего. Иначе во́йны длились бы не больше нескольких дней.

Чтобы не потерять лицо, во всяком случае не потерять окончательно, Эрван уцепился за конкретные факты:

– Вы были в курсе назначенных на утро субботы маневров?

– У меня здесь кабинет, но я не руковожу штабом.

– Никому не пришло в голову, что в разгар посвящения эта операция содержала элементы риска?

– Напротив. «Уик-энд интеграции» ограничен территорией К76. Ни один боец не должен покидать пределы базы. Мы не назначили ни одного полета. Если и имелся какой-то риск, то скорее со стороны туристов, но все было рассчитано. Вернитесь на землю, майор, там вы и найдете виновных в смерти Виссы.

Эрван поднялся, бормоча благодарности. Ди Греко тоже собрался встать, но тут уж полицейский сделал жест: не надо его провожать.

Аршамбо и Ле Ган ждали его в коридоре. Офицер морской полиции, чуть в стороне, с удовлетворенным видом глянул на часы. Бессознательно Эрван уложился в предписанный срок.

Если хорошенько подумать, то адмирал его выставил, когда время вышло.

Они вновь воспользовались лифтами, не говоря ни слова, и оказались в ночи, исхлестанной дождем. Винт вертолета уже вращался. На взлетной площадке полицейский понял, что метеоусловия испортились еще больше.