Записи с описанием каждого подчинённого Киррлиса, их характеры и отношение к окружающим. С пометками к номерам фотографий.
— Хорошую работу проделал товарищ Шелехов. Мы считаем, что он достоин награды.
— Уже, товарищ Сталин. С сегодняшнего дня Шелехов капитан. Также мной подано ходатайство на награждение его орденом Красной Звезды.
— Полагаэшь, что он достоин такой высокой награды?
— Да, товарищ Сталин. Информации, которую доставил Шелехов, столько, что специалисты загружены ею сверх головы.
— Хорошо, — после секундной задумчивости, глава СССР кивнул, принимая решение собеседника.
— А это письмо Киррлиса лично правительству СССР. Часть его содержимого он на словах передал Шелехову, — очередной пакет с множеством печатей был извлечён из портфеля и оказался на столе перед Сталиным.
— Интэрэсно, что он нам пишэт, — пробормотал он, откладывая в сторону фотографии и взяв письмо в руки. Внутри пакета оказался обычный конверт, склеенный из большого листа толстой упаковочной бумаги.
— Нэ вскрывали?
— Нет, товарищ Сталин.
— Когда прилэтэл товарищ Шэлэхов?
— Три дня назад.
— Письмо мог бы, и сразу передать, — недовольно покачал головой хозяин кабинета.
— Проверяли на опасность, — Берия даже не вздрогнул на показательное недовольство собеседника. За годы совместной работы с соратником он научился различать моменты, когда раздражение того переходило на окружающих. Сейчас случай был из другого ряда, и можно было не бояться за излишнее своеволие.
— Проверили?
— Да.
— И на опасную магию? — хитро прищурился Иосиф Виссарионович. Хорошее настроение не смог испортить даже тот факт, что сверхважную информацию ему передали с задержкой.
— После наших проверок, письмо освятил протоиерей Павел Успенский, он настоятель храма сошествия Святого Духа на Даниловском кладбище, — с небольшой заминкой сообщил Берия. — Никаких видимых эффектов не было.
В ответ Сталин ничего не сказал, лишь несколько секунд внимательно смотрел на наркома. Наконец, он вернулся к письму. Полтора часа ушло у него на то, чтобы ознакомиться с большей частью содержимого портфеля наркома. И особенное внимание он уделил письму того, кто называл себя монгольским шаманом.
— Что по родным тех людей, которые живут в лагере Киррлиса? — спросил он.
— Почти всех нашли или получили точную информацию про них, — без промедления ответил нарком, ожидая этого вопроса. Именно эту часть своего письма шаман из белорусских лесов на словах передал Шелехову. — Лишь четыре семейства числятся в списках пропавших без вести. Мы, товарищ Сталин, заинтересовались ими ещё до того момента, когда монгол дал о себе знать под Ленинградом. Тогда моими людьми были найдены в корреспонденции письма Струкова.
— Что с ними думаешь делать? — Сталин посмотрел на Берию.
— Как вы решите, Иосиф Виссарионович.
— А своего мнения не имеешь?
— Моё мнение такое: держать родных людей монгола у себя под благовидным предлогом. Захотят с ними встретиться — пусть приезжают сами.
— В лагере станешь держать?
— Зачем? Я думаю, что стоит их разместить в трёх пансионатах и пионерских лагерях под Москвой. Пусть там работают, имеют гарантированный паёк и заодно будут под нашим присмотром.
— В обмен на них Киррлис обещает поставлять по тонне одного из редких металлов каждый месяц с возможностью к середине лета удвоить или даже утроить поставки. Кстати, что там с ними? Пишет здесь про образцы, — Сталин положил ладонь на письмо партизана-шамана. |