Нужны ли мне такие подчинённые? Тем более, при установлении союзнических отношений с СССР? Нужны. Перерождение сгладит те травмы в психике, которые случились с солдатами вермахта во время их ломки. Да и как не раз я думал раньше, бывшим немцам среди полуэльфов будет проще сражаться с русскими, если дело дойдёт до конфликта. А такое я не исключаю. Всегда и во все времена даже самые лучшие и верные партнёры-страны тайно гадили друг другу. Кто давил экономику, кто держал ручных сектантов-активистов-культистов-орденцев и так далее на чужой территории, кто засылал диверсантов. А уж тайных агентов и шпионов держали друг у друга даже самые вернейшие союзники. Так что с СССР, вполне вероятно, придётся чуть-чуть подраться, просто чтобы показать союзникам свою силу и, так сказать, норов. Хотя и не хочется, по правде говоря. Только перевод ресурсов и трата времени получится. Или я зря себя накручиваю, поддавшись паранойе? С другой стороны, после всего со мной случившегося тут станешь на воду дуть, обжёгшись на молоке, как говорят аборигены.

Пока я так размышлял, Мария поставила на стол передо мной поднос и скинула с него полотенце. Там лежали пять больших пирожков. По особым фигурным узорам я опознал три пирога с мясной начинкой и два с капустной. Рядом Прохор поставил самовар.

От вида и запаха съестного взгляд у немца изменился, застыв на подносе. Он принялся часто сглатывать голодную слюну.

Я посмотрел на беролака и сказал:

— Прохор, налей ему кружку чая и дай один пирог.

— Жирно ему будет, Киррлис, — покачал он головой, но даже на секунду не запнулся, чтобы показать своё недовольство моими словами. Тут отлично проявилась связь лорд-вассал. Зато его внучка высказалась за двоих, заставив Прохора прикрикнуть на неё. — Цыц, Машка! Лорд сказал, значит, так надо. И не смей его позорить перед посторонними.

— Этот что ли посторонний? — она резко ткнула рукой в сторону немца, который замер у стены рядом с порогом ни жив, ни мёртв. Он не понимал русского языка, не знал подоплёки, но отлично видел, что речь идёт о нём.

— Машка! — повысил голос Прохор. В его голосе прорезались рыкающие нотки, предшествующие боевому кличу оборотней, воздействующему на незащищённых разумных немногим слабее, чем когти и клыки. Услышав их, немец закатил глаза и сполз по стене на пол.

— Порычи мне тут ещё! — притопнула девушка ножкой. — И я Мария, а не Машка! Сколько можно говорить?!

— Мария, а выйди-ка ты на улицу и подыши свежим воздухом, — спокойно сказал я.

Та повернулась ко мне, собралась что-то ответить и, взглянув в глаза, сдулась.

— Хорошо, — намного тише и с едва заметной обидой сказала она. — Извини.

Когда она вышла, беролак покачал головой:

— Дни у неё, что ль енти самые? Чой-то она так взбеленилась? Вела ж себя столько дней нормально. Ну, я её!..

— Да ладно, — махнул я рукой, — забудь. Приведи в чувство этого вояку и сходи за Семянчиковым.

Прохор спокойно поднял одной рукой за шинель немца, вытащил на улицу и там с помощью снега быстро привёл его в себя. Правда, не рассчитал своей силы и забыл, что весной снег пронизан мелкими льдинками. Или не забыл. В итоге немец вдобавок к старым ранкам получил ещё кучу крошечных новых.

Мне хватило десяти минут, чтобы пообщаться с пленным и узнать всё необходимое.

— Иван, Прохор, собирайте бойцов, берите всех варгов и выдвигайтесь к «котлу». Товарищей этого Фрица вытаскиваете, прочих к ногтю, — отдал я приказ. — Пора заканчивать с этим делом.

В глазах оборотней на долю секунды блеснули кровавые огоньки.

— Давно пора, — одобрительно кивнул Семянчиков.