Внутри находились маленькие горшочки и травы в стеклянных сосудах, которые она потеряла вчера в грязи. Джулиана изумленно разглядывала их. Затем Имад снял подставку, на которой стояли горшочки, чтобы продемонстрировать ей, что находится внутри. Бесчисленное множество колбочек, трубочек и пузырьков из блестящего хрупкого стекла было бережно завернуто в батистовую ткань.

Джулиана сначала заморгала, потом нахмурилась, поняв, что де Валенс попросту возвращает ей ее же баночки в то время, как она ожидала от него чего-то другого… Она снова почувствовала себя униженной. Ей не нужны тайные подарки, а он не находил ее достойной изысканных жестов, непринужденно сделанных перед людьми их круга.

Имад склонился над шкатулкой. — О, божественная сияющая леди, мой хозяин бесконечно обязан вам. Этого дара недостаточно. А я обязан вам, своей госпоже, жизнью, так же, как я обязан жизнью моему господину. Я буду служить вам вечно.

Выпрямившись, Джулиана приняла самое надменное выражение, на которое только была способна.

— Этот жест излишен. Всему населению Уэллсбрука я помогаю как целительница, и мне не надо никакой оплаты. Я рада, что ты вне опасности. Тебе следует соблюдать постельный режим ещё, как минимум, три дня. Господь да ускорит твоё выздоровление. — Она отвернулась от него.

— Но, госпожа, что я скажу хозяину?

Джулиана, сверкнув глазами, резко повернулась обратно. — Ничего! Ты был болен. Я — лекарь, и лечила тебя. Всё, вопрос исчерпан, больше мне нечего сказать твоему чертовому хозяину. Отдыхай с Богом, Имад.

Выйдя из палатки, Джулиана услышала чиханье и обернулась, заметив Элис, ожидавшую её.

— О, госпожа, ваша мать послала меня разыскать вас. Турнир ещё не закончен, и она приказывает, чтобы вы возвратились.

Служанка прижала необъятный носовой платок к носу. Джулиана проигнорировала её слова и направилась в замок. Пыхтя, Элис настойчиво продиралась за ней сквозь толпу.

— Госпожа, ваша мать послала меня за вами.

Ускорив шаг, Джулиана промчалась по подъемному мосту под блестящими побелёнными стенами замка, и бросила через плечо. — Возвращайся к ней и скажи, что у меня разболелась голова, и я отправилась на поиски молодило, чтобы успокоить боль.

Элис, ловя ртом воздух, покачала головой.

— Я не могу это передать. Да она съездит мне по ушам за такой ответ!

— Чепуха. — Джулиана, остановилась отряхнуть юбки от пыли перед тем, как перебежать опустевший двор замка. — Скажешь ей, что заметила мою слабость и помогла добраться до комнаты. А затем пошли слугу, чтобы разыскать Бого, Эдмера, Уоррена и Ламберта.

Элис поспешно обежала вокруг Джулианы и встала перед нею, тревожно всматриваясь в лицо хозяйки. — О, нет. Я думала, вы выкинули из головы эти свои штучки.

— Делай, как я сказала, Элис, и поторопись, потому что я собираюсь сразу же отправиться в Вайн-Хилл. Пока есть время, чтобы приехать туда за несколько часов до наступления темноты.

Застонав, Элис потёрла лоб. — Ох, теперь у меня и впрямь разболелась голова.

Не обращая внимания на протесты служанки, Джулиана прошествовала мимо стогов сена, конюшен и выгребной ямы в главную башню. Поднявшись в свою комнату, она захлопнула дверь и остановилась, с негодованием уставившись на изображенную на стене сцену с единорогом. Наконец, она дала выход переполнявшему ее гневу, обрушив в адрес де Валенса поток изощренных проклятий. Всю дорогу Джулиана опасалась, что не сможет сдержаться, прежде чем окажется в своих апартаментах.

Но одних проклятий было недостаточно. Она повысила голос до крика, расшвыривая подушки и срывая кружево и вуаль с головы. Постепенно гнев сошёл на нет, уступая место раскаянию, стыду и злости, направленной на самое себя.