Сейчас он притягивал взоры не только княгини Луизы, но и трех ее молодых приятельниц. Они окружали его, как луны, попавшие в его орбиту. Стефан извлек из-за лацкана какую-то вещицу, и дамы придвинулись к нему еще ближе.

Грей, ответив на какой-то вопрос Биллмена, снова повернул голову, стараясь, чтобы это выглядело не слишком заметно.

Тщетно он пытался подавить чувство, которое вызвал в нем Стефан, — чувства, как правило, неподвластны рассудку. Они неудержимы, как пушечные ядра или как пробивающиеся из-под снега побеги крокусов.

Влюблен ли он в Стефана? Это не было для Грея вопросом. Он испытывал к Стефану симпатию и уважение, но не сходил по нему с ума, не изнемогал от тоски. Хочет ли он Стефана? Огонек, тихо тлеющий в его чреслах, говорил «да».

Череп пещерного медведя по-прежнему стоял на почетном месте, под портретом покойного князя. Грей принялся его рассматривать, следя краем глаза за Стефаном.

— Не думаю, что вы сыты, Джон. — Маленькая ручка легла ему на локоть, и он повернулся к княгине, глядящей на него с милым кокетством. — Такой сильный мужчина после целого дня на воздухе… позвольте, я прикажу подать вам еще что-нибудь.

— Право же, ваша светлость… — Но она, не желая слушать, игриво шлепнула его веером и убежала, чтобы распорядиться о десерте.

Чувствуя себя тельцом, предназначенным на заклание, Грей попытался спастись в мужском обществе и подошел к фон Намцену. Тот как раз собирался спрятать то, что показывал дамам — они в это время заглядывали в карты игрокам и заключали пари.

— Что это у вас? — спросил Грей.

— Это? — Стефан на миг смутился, но тут же протянул Грею маленький кожаный футляр с золотым замочком. — Мои дети.

В фуляре помещалась превосходно выполненная миниатюра — две белокурые детские головки, мальчик и девочка. Мальчику, старшему из двух, было года три-четыре.

На Грея это подействовало, как удар под вздох. Рот у него раскрылся, но он не мог издать ни единого звука. Так ему по крайней мере казалось — и он удивился, услышав собственный голос, спокойный и выражающий подобающее случаю восхищение.

— Прелестные крошки. Уверен, они служат утешением вашей супруге, пока вас нет.

Фон Намцен слегка покривился.

— Их матери нет в живых. Она умерла, когда родилась Элиза. — Громадный указательный палец Стефана нежно потрогал крошечное личико девочки. — За ними присматривает бабушка, моя мать.

Грей выразил соболезнование, не слыша собственных слов из-за смятения мыслей.

Он так задумался, что, когда прибыл особый десерт княгини — сооружение из засахаренной малины, бисквитов и сливок, политое коньяком, — съел все подчистую, хотя малина вызывала у него крапивницу.

Его задумчивость не прошла и после ухода дам. Сев за карты, он стал играть наобум — и все-таки выигрывал, благодаря всегдашним капризам фортуны.

Быть может, он заблуждался и в знаках внимания, которые оказывал ему Стефан, не было ничего необычного — однако…

Однако такие, как он, мужчины не так уж редко женятся и заводят детей. Понятно, что фон Намцен, обладатель родового титула и поместий, желал иметь наследника, к которому все это перешло бы. Эта мысль успокоила Грея. Он, почесывая временами грудь или шею, стал обращать больше внимания на игру — и начал проигрывать.

Час спустя игра закончилась. Грей задержался немного, надеясь, что Стефан к нему подойдет, но тот был увлечен спором с одним из офицеров, и Грей, все еще почесываясь, отправился наверх.

Коридоры в этот вечер были ярко освещены, и он без труда нашел свой. Хорошо бы Том еще не лег — он раздобыл бы хозяину какое-нибудь снадобье от чесотки.