– Во всяком случае, допросить друзей наших друзей иногда бывает полезно. Предлагаю вытащить его из-под одеяла.

Толстяк соглашается:

– Давай... До жратвы или после?

– До!

– Знаешь, если он у себя, то раньше полудня не встает. Так что это не горит.

Я стукаю кулаком по приборной доске:

– Я сказал – сейчас! Понял?

– О'кей...

Отодвинув заботы о супе насущном, Берюрье везет нас на бульвар Бертье и останавливается перед домом сто двенадцать.

– Откуда ты знаешь его адрес? – подозрительно спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

– Он несколько раз просил меня помочь, когда коллеги пытались устроить ему неприятности.

– Как не пособить землячку!

– Надо же помогать друг другу...

Проходит некоторое время.

– Улетела птичка, – с сожалением вздыхаю я.

– Да нет, – объясняет Берюрье, – просто он не открывает первому встречному. Это надо понять...

Он колошматит снова, посильнее, но по-прежнему в дружелюбном ритме.

Вдруг, хотя мы не слышали звука шагов, мужской голос спрашивает из-за двери:

– Кто там?

– Это я, Берюрье, – отвечает Толстяк.

В его голосе звучит гордость за то, что он действительно Берюрье – самый рогатый полицейский Франции.

Дверь открывается. В полумраке прихожей стоит высокий тощий тип с большим носом и очень глубокими морщинами по обеим сторонам рта. На нем белая шелковая пижама. Редкие волосы растрепаны. Он чешет грудь, глядя на нас без всякой радости.

– Ты позволишь? – для проформы интересуется Берюрье, отстраняя его.

Маньен смотрит на Пинюша и меня, как на собачьи какашки, забытые на его ковре.

– Это кто такие? – спрашивает он Берюрье.

– Мои друзья, – отвечает Толстяк.

Маньен больше вопросов не задает... Свою кликуху «Улыбчивый» он, должно быть, получил за резкие морщины, делающие его физию похожей на морду бульдога!

Мы закрываем дверь и следуем за хозяином квартиры в богато обставленную столовую... Улыбчивый опускается в клубное кресло и смотрит на швейцарские часы, тикающие на стене. Радостный кукушонок приветствует приход Берюрье, прокричав, что уже восемь.

Он (не кукушонок, разумеется, а Берюрье, хотя он тоже ку-ку) показывает на меня пальцем.

– Комиссар Сан-Антонио, – представляет он. – Мой начальник и тем не менее друг... Он хочет тебя кое о чем спросить...

У Маньена темные горящие глаза, очень нерасполагающие.

– Насчет скачек? – уточняет он.

– Нет, – отвечаю. – Я не люблю лошадей и предпочитаю мотогонки!

Я вытаскиваю из-под стола стул, придвигаю его к креслу хозяина и сажусь напротив. Мои колени почти касаются его.

– Вы, разумеется, читали о найденной на рынке отрезанной человеческой голове? Он колеблется, моргает.

– Чертова башка, – добавляет Берюрье, смущенный этим коллективным визитом к его земляку. – Такие вещи могут случиться только со мной...

– Замолчи! – кричу я на него. Возвращаюсь к Маньену Улыбчивому:

– Мы (показываю на свою группу) работаем в Секретной службе... К криминальной полиции не имеем никакого отношения... Мы бы никогда не занялись этим делом, если бы не случайность...

– К чему вы клоните? – спрашивает Маньен. – Вы разбудили меня, чтобы рассказывать свою биографию?

– Минутку! Мы провели расследование, и вот результат.