Что вы можете сказать об израильских винах? Правильно, ничего. И даже не слышали о них. Ни с греческими, ни с итальянскими не сравнить. Не тот воздух, почва… Плутарх, который, кстати, был современником Христа, прекрасно понимал важность ужина. И того, что за ужином пить. Да-да. Два сочинения этому посвятил, не поленился. Не читали? Почитайте. Правда, никакой религии Плутарх после себя не оставил, не оставил…
Алекс: Билл, вы — верующий?
Билл: Я — больше, чем верующий… А вот и официант с греческим салатом.
Официант (нежно ставя салат на скатерть): Пить что-нибудь желаете?
Алекс: Да. Минеральную. Без газа!
Билл (с улыбкой): Ну-ну.
Официант уходит.
Билл (медленно пьет вино): Что, Алекс, сильно вас Соат достает?
Алекс: Вы меня за этим пригласили? Это мое личное дело.
Билл (примирительно): Алекс, Алекс… Конечно, личное. Только вот… (наклоняясь через стол к Алексу, тише). Только вот опыты с человеческой психикой — это вы тоже вашим личным делом считаете?
Официант (подходя): Курочка… в соевом соусе, по-тайски.
Ставит перед Алексом, уходит. Лоб Алекса покрывается мелкими каплями пота.
Темнота.
В темноте зеленели листья. Некоторые были просвечены фонарем и казались ярко-серыми. Под фонарями, дыша весенним воздухом, шли люди с детьми и мусорными ведрами. Им навстречу шли люди без детей и с пустыми ведрами. Дети бегали и пытались поймать мусорного котенка, чтобы помучить и напоить молоком.
Медленно поднимался месяц.
Создатель бомбы просматривал папку с надписью «Лотерея Справедливость».
Все становилось ясно. Он сам виноват. Те десять дней, пока он жил у Алекса, его расслабили; он опьянел от неожиданного уюта, опьянел от Алекса, как стареющие родители пьянеют от своих молодых детей и внуков.
У Алекса было лицо тридцатилетнего вундеркинда. Он все понимал и оставался при этом ребенком. Обаятельным, бестолковым, циничным. По ночам Алекс разговаривал во сне, жаловался в международный суд и сбрасывал с себя одеяло.
Создатель бомбы шел в комнату Алекса, укрывал его. «Восторжествует?» — кричал Алекс, дрыгая ногами. «Восторжествует…» — тихо обещал Создатель бомбы и смотрел, как Алекс, успокоившись, улыбается, поворачивается на бок и укладывает ладонь под щеку.
Почему бы Алексу не жениться, не стать отцом, думал Владимир Юльевич, возвращаясь в детскую, и чувствовал во рту кисловатый привкус зависти.
В один вечер, когда они сидели на кухне, пили чай и вспоминали детство и больницы, Владимир Юльевич вдруг рассказал Алексу о своем увечье. Неожиданно для себя, быстро, сухими медицинскими словами.
Да, на производственной практике, в лаборатории. Да, несчастный случай. Да, врачам не удалось сохранить ему… Да, у него не может быть семьи… Да, поэтому сразу после окончания аспирантуры он бежал из Питера, с направлением в Ташкент в кармане пахнущего химчисткой пиджака…
Создатель бомбы закрыл лицо руками. «Зачем я ему это рассказал?» — думал Владимир Юльевич.
Алекс, уже довольно пьяный, сидел и испуганно хлопал глазами. Обаятельный, бестолковый Алекс. Его сюрреалистический сын.
Нет, Алекс, конечно, не причастен. Наоборот, от Алекса он узнал немало интересного о Лотерее. Рассказ Митры о вирусах, например. Особенно заинтересовал этот Билл. Бывший психолог? Интересно… Значит, говорите, бывший? На следующий день Создатель бомбы уже выходил из интернет-кафе, возбужденно потирая руки. Экс-психолог «наследил» на нескольких научных сайтах. Была даже вывешена одна его статья.
Исследователь измененных состояний сознания. Однако!
Так же, через Алекса, Владимир Юльевич установил, с какого времени Билл поселился в Ташкенте. |