Машина с неправильно захлопнутой дверцей уехала. Расписалась напоследок в воздухе строкой дыма. Исчезла.

Тишина свалилась на Создателя бомбы, как сонный пассажир с верхней полки.

Создатель огляделся. Кажется, удалось оторваться от слежки.

Белые тополя с глазастыми стволами отращивали тени. Сосредоточенно отращивали тени — как ногти. Асфальтовая дорожка, на которой стоял ученый, была вся в тенях-ногтях, тенях-обрезках. Целый косметический салон теплился под ногами.

Ученый подошел к стволу тополя и посмотрел ему в глаза.

На траве лежала газета. Почти не мокрая, почти свежая. С почти новостями.

Создатель бомбы поднял ее нежно и брезгливо. Газ-зеточка.

Случайный приработок

Ташкент — словарь тысячи русских фамилий.

Алекс идет сквозь толпу фамилий. Лужины, обхватив огромные грязные зеркала, валяются на дороге. Веткины летят по воздуху, задыхаясь от пылающего синего неба. Люди, поменявшие сегодня свои прежние фамилии на Солнцевых, Тепловых и Боттичелли, идут толпами и топчут Лужиных. Дружно ломают Веткиных, Веткевичей и Веточкиных.

Прошел человек с фамилией Бахор.

Мальчишки-разносчики узбекско-русских словарей кричат: Бахор — Весна. Бахор — Весна! Человек уходит, балансируя своей фамилией, как подносом с рахат-лукумом. Алекс идет дальше.

Машинские, Жигулевы и Волгины, набрав полный рот бензина, затеяли танцы на проезжей части.

Бахор — весна.

Бахоначи — выискивающий отговорки, прибегающий к уверткам.

Бахоламок — торговаться.

Весна, торгуясь, прибегает к уверткам. Весна, торгуясь, взвешивает облака. «Сахарная вата, — кричит Весна-Бахор, — а кому сахарная вата?» Нам! — кричат Лужины, выплескиваясь всем телом к прилавку. Нам! — вытягивают деревянные щупальца Веткины и Веткевичи.

Солнцевы, Тепловы и Боттичелли чуть не сбивают Алекса с ног: на-а-ам!

И торгуются. И к уверткам прибегают.

Алекс сверился с адресом.

Чавканье сладкой ватой вокруг прекратилось. Только в лужах еще плавали сладкие обрывки. И тонули. Только висели кое-где на ветвях. И падали вниз. В лужи.

Вспомнил детство: липкий оцарапанный рот. Сладкий и побаливающий. И удаляющийся голос: сахарная вата… а кому сахарная вата… вата…

Еще раз сверился с адресом. Приработок предстоял в одном из старых розовых домов Дархана. Одноэтажных, с тополем перед окном. С запахом стареющего кирпича.

Совместное предприятие «Сатурн Консалтинг».

Он должен переводить на переговорах. Приятель попросил подменить, сам поехал в Бухару, японцев вокруг минарета водить. «А о чем переговоры будут?» — спросил Алекс, водя по скулам мобильником. Как электробритвой. «Не знаю… Там проходной двор. Каждый раз что-то разное. Но платят».

Алекс стоял перед особняком и нервничал.

Переговоры

— А, вы переводчик? Проходите. Переговоры уже начались.

Пластиковая лапша жалюзи. Кофеварка, компьютер, ковролин.

— Мне сказали к двенадцати…

— Да, заходите! Ну, не стойте здесь. Они раньше начались. Идемте, я вас провожу.

Секретарша, девушка с приятным мужским голосом, развернулась на кресле.

Поднялась. Сдвинула бумаги, опрокинула турецкий стакан-пробирку. Вышла из-за стола. Приятная восточная полнота. Тяжелые свежевыкрашенные губы, улыбка. На таких бы губах, как на парковых скамейках, начертать: осторожно, окрашено! Но Алекс уже прилип к ним глазами.

Снова весна прибегает к уверткам.

Алекс потер пальцы. Как бумагой порезался. Весь изрезался бумагой.