— А почему я? — возмутился бродяга — теперь непритворно, тем тоном, каким, бывало, сам Курт обращался к наставникам, задающим ему пятый вопрос за урок подряд; похоже, он не ожидал, что его выпады в сторону гостя возбудят столь длительное внимание к его персоне.

Курт пожал плечами, улыбнувшись собеседнику приветливо, как тот самый наставник на экзамене римского права.

— А почему бы нет? — задал он вопрос из права естественного и согнал с лица улыбку. — К тому же, Бруно, я и без того намеревался задать тебе пару вопросов; очень кстати, что ты оказался здесь, не правда ли?

Тот не ответил, бросив взгляд на совершенно затихших крестьян вокруг, и Курт в его глазах явственно прочитал — ну, благодарствую, и без того меня здесь не сильно жалуют, а теперь и вовсе станут прятаться, как от чумного…

— О чем?

За спиной тихо скрипнула дверь; скосив взгляд, Курт увидел, что посетителей стало на двоих меньше. Может, и к лучшему. Он еще не принял решения, стоит ли допросить Бруно безотлагательно и здесь же; если беседа будет складываться благоприятно для этого, пусть лучше вокруг будет поменьше ушей…

— Для начала — я задал вопрос: в чем проблема с трактиром.

— А почему бы… майстеру Гессе не спросить об этом у Карла?

— Потому что я спрашиваю у тебя, — пояснил Курт, решив снова пропустить мимо ушей очевидно издевательский тон бродяги.

— Ну, как знаете, — беспечно передернул плечами тот. — А с трактиром проблема в том, что здесь давно не трактир. Мы все тут почему собираемся? Да потому что сплетничать на улице скучно, а в этом месте есть где примостить задницу. Жратвы тут давно не подают, из питья — вино, которое раз в сто лет привозит деверь Карла, да его собственное тошнотворное пойло, которое он зовет пивом, потому что придумать другое слово мозгов не хватает, а назвать эту жижу тем, что она есть, язык не поворачивается. Так что, к слову, пить это дерьмо не советую.

— А что советуешь?

— Да я б у него и воды не пил.

— Тогда что ты тут делаешь? На сплетника ты не слишком похож.

Бруно посмотрел на собеседника в упор, снова откровенно ухмыльнувшись:

— Хотелось глянуть вблизи на живого инквизитора. Я тут видал, как ваше инквизиторство изволили гарцевать… прошу прощения — майстер Гессе… А когда вы не поехали к отцу Андреасу, я подумал, что, кроме трактира, вам деваться некуда.

Курт посмотрел в сторону, сделав вид, что интересуется, чем занят трактирщик, и всеми силами стараясь не покраснеть, вспоминая свой едва не приключившийся позор у деревенского колодца. Не приведи Господь тогда шлепнуться — эта язва Бруно от него мокрого места бы не оставил…

— Прошу вас, — прошелестел над правым ухом голос трактирщика, и перед Куртом образовалась кружка пива с белой, как снег, крепкой шапкой пены в пол-ладони, свешивающейся с краев ободка, точно шляпка гриба. Рядом примостилась тарелка с четырьмя толстенными, лоснящимися хрусткой коричневой шкуркой колбасками.

Последние двое посетителей, подвигаясь вдоль стенки, просочились к двери и улизнули, пока их инквизиторство пребывали к ней затылком.

— Ну, вот, — не слишком печально подытожил Бруно, — теперь побегут всем рассказывать, что меня загребли за отказ построить стену нашему святому…

— Нет, не за это, — не удержался Курт, отметив, как веселый огонек во взгляде бродяги сменяется настороженностью.

— За что ж тогда?

Майстер инквизитор неопределенно пожал плечами, с видимым равнодушием отхлебнув из кружки и жалея о своей краткой слабости; запугивать таких, как этот Бруно, — занятие неблагодарное, это Курт понимал.