В хижину вошел Катсук, его лицо против света оставалось в тени. Он нес охапку одежды Дэвида и его кроссовки. Когда солнечные лучи из дверного проема высветили две обнаженные фигуры на раскладушке, Катсук остановился.
Тсканай начала смеяться.
– Хей, Чарли-бэби. А у него уже нет невинности! Что ты на это?!
Катсук уставился на них, от шока у него перехватило у него перехватило дыхание. Его рука потянулась к рукояти ножа на поясе, он уже почти вытащил его из ножен. Почти. А потом в нем заговорила мудрость Ловца Душ, он прозрел ее женскую хитрость. Ей хотелось этого ножа! Ей хотелось смерти и того, чтобы смерть эта прикончила его. Ей хотелось отменить древний обряд. Ах, это женское хитроумие! Он бросил Дэвиду его одежду и сделал шаг вперед. Его лицо все так же оставалось в тени, и на нем ничего нельзя было прочесть.
– Ты собираешься прирезать нас, Чарли-бэби? – спросила Тсканай.
Дэвид сидел и не мог пошевелиться от страха. Он и сам предполагал, что дело закончится ножом. Это было бы логичным решением – правильным. У него заболела грудь. Его тело ожидало ножа, и сейчас даже собственная нагота не смущала его. Теперь уже не было никакой возможности уйти от удара.
– Неужели ты, Тсканай, считала, что такимобразом овладеешь моим духом? – спросил Катсук.
– Зато теперь он уже не твой невинный хокватик.
Но голос ее звучал озадаченно. Катсук не отреагировал так, как она рассчитывала. Она и сама точно не знала, на что рассчитывать, но уж явно не на его спокойствие. Он должен был тут все разнести вдребезги.
Катсук мельком глянул на перепуганного мальчишку. Невинный? Да разве мог секс повлиять на это? Нет! Понятие невинности заключалось в чем-то ином. Оно было связано с чувственностью и намерениями. Связано с тем, был ли в этом хоквате эгоизм. Был ли он нечувствителен к страданиям других. Способен ли он был на самопожертвование.
– Так ты уверена, что он потерял невинность? – спросил Катсук.
Тсканай села на раскладушке, потом поднялась на ноги, злобно дерзкая в своей наготе, насмехаясь ею над своим противником.
– Черт подери, конечно же уверена!
– А я – нет! – ответил индеец.
– Тебе нужны какие-то другие доказательства? – напирала она.
Медленно, очень медленно Дэвид спустил ноги с раскладушки. Он ощущал, что Катсук в этой хижине находится не весь, что мужчина прислушивается к голосам из другого мира. А вот Тсканай никак не могла увидеть этого. Или же Катсук послушается духов, или же вытащит нож полностью. Он мог ударить Тсканай, если та будет продолжать свои насмешки, но для этого вовсе не обязательно было пользоваться ножом.
– Катсук, не надо ее бить. Тсканай только пыталась мне помочь, – сказал Дэвид.
– Вот видишь, Тсканай, – заявил Катсук, – ты пыталась воспользоваться им против меня, а он просит, чтобы я тебе ничего не сделал. Да разве это не невинность?
– Да нет же! – заорала она. – Он уже потерял ее, будь ты проклят!
– Она не понимает, Катсук, – сказал Дэвид.
Удивительно мягким голосом Катсук ответил:
– Я знаю, Хокват. Одевайся. Кэлли все выстирала и высушила.
– Да нет у него невинности, говорю тебе! Нету! – шептала Тсканай.
– Он такой же Невинный, – перебил ее Катсук.
Дэвид взял одежду, которую Катсук бросил на раскладушку. Ну почему Тсканай не замолчит? Ведь это же были глупые слова. Он чувствовал, что его связь с Катсуком стала даже крепче. Тсканай не следовало помогать ему. Она попыталась вернуться к Катсуку, но не смогла встретить ту его часть, что жила в мире духов.
Девушка стояла, вся дрожа, сжав кулаки, ее лицо застыло. |