Он сказал Питу о своих планах, объяснил, что требуется от Пита, и тяжело поднялся. Пора начинать. Нужно во что бы то ни стало добраться до «Дыры», пока не стемнеет. Чистое, безопасное, теплое место…

— Ладно, — нехотя согласился Пит. — Будем надеяться, что она не откинет копыта. И что эти огни не вернутся. — Вытянув шею, он взглянул на небо, но ничего не увидел, кроме темных, нависших над головой туч. — Как по-твоему, что это было? Что-то вроде молнии?

— Эй, да ты прямо-таки эксперт по космосу, — усмехнулся Генри. — Лучше насобирай щепок, для этого даже вставать не придется.

— На растопку?

— Сообразил, — кивнул Генри и, переступив через женщину, направился к опушке леса, где валялись бревна потолще.

Впереди примерно девять миль. Но сначала они разведут костер. Высокий жаркий костер.

Глава 4. МАККАРТИ ИДЕТ В СОРТИР

Джоунси и Бивер, сидя на кухне, играли в криббидж, который называли попросту игрой. Память о Ламаре, отце Бивера, который всегда именовал ее так, словно, кроме этой, на свете других игр не было. Для Ламара Кларендона, жизнь которого вращалась вокруг его строительной компании в центральном Мэне, криббидж, вполне вероятно, и был таковой. Способ убить вечера для тех, кто полжизни проводит в лагерях лесорубов, железнодорожных вагончиках и строительных трейлерах. Доска со ста двадцатью отверстиями, четыре колышка и старая засаленная колода карт. Если все это у вас имеется, считайте, вы в деле.

В криббидж чаще всего играли, чтобы скоротать время: пока пройдет дождь, прибудет заказанный груз или из магазина приедут задержавшиеся друзья и подскажут, что делать со странным парнем, лежащим за закрытой дверью спальни.

Если не считать того, думал Джоунси, что больше всего нам нужен Генри. Пит — что-то вроде приложения. Только Генри знает, что делать. Бивер прав — без Генри, как без рук.

Но Пит и Генри все не ехали. Пока еще для настоящей тревоги слишком рано, возможно, они задержались из-за снегопада, но Джоунси уже начинал беспокоиться, и Биверу, наверное, тоже не по себе. Никто пока не высказал опасений вслух: в конце концов до вечера далеко, и все еще может обойтись, но невысказанная мысль уже витала в воздухе.

Джоунси постарался сосредоточиться на доске и картах, но продолжал поглядывать на дверь спальни. Скорее всего Маккарти уже спит, но, черт возьми, не нравилось ему лицо этого парня!

Джоунси подметил, что и Бив искоса посматривает в ту же сторону.

Джоунси перетасовал древнюю колоду, сдал себе пару карт и отложил криб, когда Бив щелчком подвинул к нему еще две. Бивер снял, и начало было разыграно: в ход пошли колышки.

«Можешь сколько угодно отмечать ход и все же с треском проиграть, — твердил Ламар, с его вечной сигаретой «Честерфилд», свисавшей с уголка губ, и кепчонкой с гордым логотипом «Кларендон констракшн», неизменно надвинутой на левый глаз, как у человека, который знает тайну, но согласится выдать только за подходящую цену. Ламар Кларендон, порядочный работящий папочка, умерший от инфаркта в сорок восемь, — зато если отмечаешь ход, тебя никогда не объегорят».

Нет игры, думал Джоунси. Нет костяшек, нет игры. И тут же по ушам ударил тот чертов дрожащий голос, из больничных кошмаров:

Пожалуйста, перестаньте, я этого не вынесу, сделайте укол, где Марси?

Господи, ну почему мир так жесток? Почему так много оскалившихся зубьями шестеренок готовы перемолоть твои пальцы, почему так много приводов, передач, колес и еще бог знает чего готовы расщепить каждую твою кость?

— Джоунси?

— Что?

— Ты в порядке?

— Да, а в чем дело?

— Ты весь трясешься.