Вышедшую из машины Уэнди поразило безмолвие. Стоянка напоминала постапокалиптический город — бомба упала, люди испарились. Кругом висели бельевые веревки — совершенно голые, валялись складные стулья с выломанными сиденьями. Жаровни для барбекю и игрушки стояли и лежали так, будто их бросили в спешке.

Уэнди взглянула на телефон (сети нет, великолепно), сделала два шага по ступеням из строительных блоков и встала у двери трейлера. Рассудок подсказывал: «Ты мать, а не супергерой, не будь идиоткой, уходи». Додумать не успела — сетчатая дверь открылась, и на пороге возник Дэн Мерсер.

Увидев его, Уэнди отступила назад.

— Что с вами?

— Заходите, — пробубнил он, шевеля распухшей челюстью. Его нос был расплющен, лицо покрывали синяки, но хуже всего… хуже всего выглядели гроздья круглых ожогов на руке и щеках.

Уэнди показала на одно из пятен:

— Это вас сигаретой так?

Мерсер с трудом пожал плечами.

— Я им сказал: у моего трейлера курить запрещено. Разозлились.

— Кто?

— Про «запрещено» я пошутил.

— Я поняла. Кто напал?

Дэн Мерсер только отмахнулся.

— Почему бы вам не зайти?

— Почему бы нам не поговорить здесь?

— Надо же! Беспокоитесь за себя? Но ведь вы, как вы сами откровенно признали, меня не интересуете.

— Тем не менее.

— Не испытываю желания выходить наружу.

— Я настаиваю.

— Тогда до свидания. Зря заставил ехать в такую даль, простите.

Дэн сделал шаг назад, дверь захлопнулась. Уэнди немного постояла и, забыв опасения — в таком состоянии он вряд ли мог сильно навредить, — вошла внутрь. Дэн был уже на другом конце трейлера.

— Ваша прическа, — заметила она.

— А что с ней?

Некогда волнистые каштановые волосы теперь имели отвратительный желтоватый оттенок.

— Сами красились?

— Нет, ездил в город в «Дионну» — в любимую парикмахерскую.

— Хорошо сливаетесь с местностью. — Она чуть не ответила улыбкой.

— Знаю. Будто глэм-рокер из клипа восьмидесятых.

Дэн отошел еще дальше, словно не хотел выставлять синяки на показ. Уэнди отпустила дверь, та громко захлопнулась. Узкие солнечные лучи пробивали полумрак. На полу у входа лежал протертый линолеум, противоположная четверть помещения была укрыта грубо обрезанным оранжевым ковром с длинным ворсом — такой сочли бы слишком кричащим даже для декораций комедийного сериала.

Ссутулившийся в углу Мерсер выглядел жалким и сломленным. За год до западни, которая вскрыла его подлинные пристрастия, Уэнди хотела снять репортаж об этом «замечательном человеке». Тогда Дэн выглядел редчайшим экземпляром — беззаветным благодетелем, желавшим изменить мир к лучшему и вместе с тем — вот самое поразительное — не искавшим славы.

И она — хватит ли духу признать? — увлеклась. Красивый мужчина с темно-серыми глазами и непослушной каштановой шевелюрой, который умел посмотреть на тебя так, будто ты единственный человек на всем белом свете; проницательный, ироничный, обаятельный — понятно, почему те несчастные дети любили Дэна Мерсера.

Но как она, репортер и патологический скептик, не смогла разглядеть его суть?

Более того — и снова, хватит ли духу признаться хотя бы себе? — Уэнди рассчитывала на свидание.