— А про вьетнамца? Того?

— Нет. Ничего.

— А что еще они спрашивали?

— Про маршрут. От начала до конца.

— Сказал?

— Нет. Вернее, не про весь. Только от самолета. И про ребят. Про могилы

— И про могилы?

— И про могилы. Сам не заметил… Но про гранаты не сказал. Понимаешь? Про гранаты ни слова не сказал. Чтобы они… Пусть только сунутся… Пусть только копнут… И все… Чтобы все… До одного… Гниды косоглазые…

— И я сказал…

— Про что?

— Про лодку… И самолет… И могилы…

— Били?

— Били… И вот еще. На руке… На руке, с внутренней стороны, от плеча до локтя была снята кожа. Тремя длинными полосами.

— Живым на ремни режут. Гады!

Издалека, со стороны хижины доносились сдавленные крики.

— Кто там?

— Далидзе.

— Громко кричит…

— Шакалы! Дети шакалов! А-а-а!! Чтоб вы…! Чтоб ваши мамы…! А-а-а-а!! Чтоб ваши дети…! И внуки…! А-а-а-а-а!!! Псы вонючие…!

Зря горячился Резо. Зря ругался на двух языках. На русском и грузинском. Они все равно их не понимали. Ни тот, ни другой…

— Где вы проходили? Вспомните приметы…

— Не дождешься! Волк поганый!.. А-а-а-а-а!!

— Где вы вставали на дневки? Когда и через какие реки переправлялись?

— А-а-а-а-а!!! Потом крики стихли. Потом возобновились вновь. И снова стихли…

— Ответьте, где вы находились в первый день? С шести до девяти часов утра?

— Пошел ты!. А-а-а-а-а! Больно! А-а-а-а-а!!! Ну больно же! Больно!!! Шакалы-ы-ы!

— Ответьте, где вы находились в первый день? С шести до девяти часов утра…

— Не помню! Ну сказал же — не помню! Ну честное слово — не помню! Не помню-ю-у-у! Ну вы что, не понимаете?! А-а-а-а-а!!! Бо-о-о-ль-но-о-о-о-о!!! Га-а-ды!

— Ответьте, где вы находились в первый день? С шести до девяти часов утра…

— Кажется… На побережье… Моря…

— Где вы были на побережье моря?

— Не помню… А-а-а-а-а-а!!!..

Резо и его американца принесли через три часа. И бросили на землю. Еще через полчаса Резо пришел в себя. И тихо застонал. А потом закричал. В голос.

— М-м-м! Больно! О-о-очень больно! О-о-очень. М-м-м!…

— Ты сказал?

Далидзе молчал. И отводил в сторону глаза. И кричал.

— Он что-нибудь сказал? Слышь, американец. Он сказал что-нибудь?

— Он сказал. Что-нибудь.

— Что?

— Он сказал что-то про море. И про первый день. Они очень страшно его мучил. Очень, очень страшно…

— А потом?

— Потом он, как это по-русски, потерял разумность.

— Сознание?

— Yes. Потерял сознание.

— Я не смог. Я не выдержал. Мне было больно. Очень! — тихо произнес Далидзе. — Я не мужчина после этого!

— Да брось ты, Резо. Все мы здесь…

— Мне было очень больно! Я не знал, что может быть так больно! Вот…

Резо раскрыл сжатую в кулак, окровавленную руку. И все посмотрели на его пятерню.

На четырех его пальцах вместо ногтей и верхних фаланг торчали кости.