Несколько часов пленники занимались только тем, что разгибали закостеневшие позвоночники. Очень постепенно разгибали. Вздрагивая и вскрикивая от боли.
Потом снова принесли еду. Которую теперь можно было лакать стоя на коленях. И вилять хвостами, выражая хозяевам свою признательность за сытный обед.
— У меня такое впечатление, что эти приматы решили из нас сделать парнокопытных. Чтобы доказать превосходство своей желтой расы над белой.
— Ну да, а потом откормить и продать каннибалам. Живым весом.
— Живым весом это как? — переспросили американцы.
— Как скотину. Перед убоем.
— Лично я хоть к каннибалам. Если по этому поводу они наконец станут выводить нас в туалет!
— Да! Большой человек не хорошо всегда делать в штаны. Хорошо только очень маленький, — подтвердили американцы.
Утром четвертых суток к пленникам подошли вооруженные вьетнамцы и скомандовали подъем.
— Встать!
Пленники встали вместе с повисшими на руках колодками.
— Пошли!
Пошли. Интересно, куда на этот раз? Оказалось, недалеко. Оказалось, что через деревню протекает ручей. С очень мутной и вонючей водой.
— Остановиться! Остановились.
— Нас уже водят на водопой? — мрачно съязвил один из колодников.
— Туда! — показали вьетнамцы дулами автоматов на воду.
— Куда — туда? В воду, что ли? Для отработки стрельбы по водоплавающим мишеням?
— Да нет, похоже, просто сегодня объявлен банный день.
Пленники сели в воду. И сидели так три часа. Совмещая помывку с пассивной постиркой. Пассивной, потому что руки были заняты. Колодками…
— Ну, значит, свадьба, раз помыли…
— Встать! Встали.
— Пошли!
Пошли. Но уже не под навес. Дальше. На окраину деревни.
— Сесть!
Не хотелось садиться в мокрых штанах в пыль, но пришлось. Сели.
И сидели чуть не полдня.
Мимо то и дело пробегали хаотичные толпы вооруженных автоматами и карабинами вьетнамцев. В том числе вооруженных автоматами «ППШ» и «ППС». Интересно, откуда они умудрились раздобыть это архаичное, времен второй мировой войны, оружие? Из каких таких арсеналов?
Вся эта суета, с беготней, криками, озабоченными лицами, перетаскиванием каких-то ящиков из конца в конец деревни, а потом обратно, с «ППШ» и «ППС», висящими поперек животов, напоминала, если не обращать внимания на разрез глаз, обмундирование и окружающую флору, сбор поднятого по тревоге партизанского отряда. Где-нибудь в районе белорусского Полесья.
Вот только непонятно, кому здесь назначено играть роль оккупантов? И где они раздобудут поезда, которые надо пускать под откос?
— Встали! Ну, встали.
— Пошли! Ладно, пошли…
— Остановились!
Спорить не будем, остановимся.
— Сесть!
Во всю ту же, чуть не по колено, пыль… Хорошо, сядем. Отказывать хозяевам в их доме неэтично. Они лучше знают, кто из гостей где должен сидеть.
Сели.
Рядом, разбрызгивая в стороны пылевые лужи, прошла колонна военных грузовиков. Штук двадцать И свернула за хижины.
К ним со всех сторон устремились цепочки военных.
Если считать, что каждый грузовик может взять на борт два отделения, а худосочных вьетнамцев, пожалуй что, и вдвое больше, то, выходит, наблюдаемая операция имеет по меньшей мере полковые масштабы.
У них что, на околице война началась?
Грузовики один за другим прошли обратным маршрутом. Вдоль бортов густо торчали головы в соломенных панамах.
Нет, пожалуй что, и втрое! Вместимость у них, как у селедок в бочке…
Последняя машина затормозила. |