— Экономь патроны, — крикнул Кузнецов. — Они нам еще пригодятся.

— Патроны? Yes!

Ну вот и все. Время унижений прошло. Теперь лучше пулю в лоб, чем в колодки. В лоб! А не по чужой воле в затылок!

— Бери автоматы и запасные обоймы! И фляжки. Обязательно фляжки! И уходим! — крикнул капитан Кузнецов.

Теперь уже капитан, а не колодник…

Теперь до самой смерти — капитан!

— Ходу! Через десяток минут они будут здесь!

— Кто они?

— Увидишь… Ходу! Ходу!!!

Русский и американец бежали по плацу к недалеким спасительным кустам. Они бежали мимо своих товарищей, которые были мертвы, которым повезло гораздо меньше, чем им. А может быть, не меньше. Как знать… Мертвым уже было все равно. Они уже отмучились. А этим еще предстояло жить. И возможно, страдать. И испытывать новые муки. И возможно, в конце концов все равно умереть. Отсрочив свою кончину только для того, чтобы выиграть лишние часы страданий. И что лучше — уже умереть или еще жить, сейчас сказать было невозможно… На такие вопросы способна ответить только жизнь. Или смерть…

— Давай туда.

Бывшие пленники бежали, почти не разбирая дороги и почти не выбирая направление. Их главной и единственной задачей было убежать как можно дальше. Как можно дальше от того места, где их чуть не расстреляли. От того места, откуда начнется преследование. Начнется неизбежно и очень скоро. В этом можно было не сомневаться.

— Теперь куда?

— Один хрен куда…

— Я не понял направления. Я не понял, что ты сказал.

— Стой! Я сказал — стой!

Запыхавшийся американец остановился и посмотрел на своего напарника по побегу.

— Что? Что случилось?

А действительно, что случилось? Куда они сломя голову бегут? Вернее, от кого бегут? От вьетнамцев?

Ну да, от вьетнамцев. От кого еще? От вьетнамцев, которые вот-вот встанут на их след.

И ведь встанут. Точно встанут. И догонят. И найдут. Неизбежно найдут, как нашли ранее все их тайники. Это их территория. Это их страна. Они знают здесь каждый кустик, каждый камешек… Они знают здесь все!

Как можно убежать от населения целой страны? Это же не Великая Отечественная война, не партизанские края, где всякий встречный был готов помочь, был готов рассказать, есть ли в деревне немцы, предоставить кров и стол. Но то была Россия, своя страна. И свои партизаны! А это — Вьетнам. Чужой и враждебный. Здесь никто не предложит ночлег и не скажет, есть ли в деревне вьетнамцы. Потому что никого другого там быть не может! Потому что они все вьетнамцы. С рождения.

Некуда бежать в этих краях! И убежать некуда! В этих краях можно только умереть. Достойно, как ты хочешь.

— Что случилось?

— Тебя как зовут, американец?

— Майкл. Майкл Джонстон.

— А меня Лешка. Лексей…

— Я знаю…

— Вот что, Майкл-друган. Если хочешь бежать — беги. А я возвращаюсь…

— Возвращаешься? Лешка-друган?

— Возвращаюсь. Мы все равно не убежим. Только зря мозоли на ногах набьем. Они все равно нас достанут. Они просто перекроют все тропы, поставят засады и будут поджидать, когда мы на них выйдем. Как волки на флажки. И пристрелят нас, как волков. Мы даже не успеем ответить выстрелом. Я не хочу так.

— А как хочешь ты?

— Если подыхать, то в открытом бою.