– Подумать? Его люди голодны и жаждут золота. Они пойдут до конца. Если вы думаете, что они отступят, вы ошибаетесь, госпожа Катрин. Говорю вам, они нас атакуют.

– Что ж! Пусть атакуют! Мы сумеем им противостоять.

Однако приступ в тот день не состоялся. Беро д'Апшье употребил все время на то, чтобы обложить город. Все утро люди Монсальви видели, как враги медленно забирают их город в кольцо, просачиваются между скалами и густыми зарослями кустарника, ставят посты на дорогах, разбивают новые палатки и зажигают новые огни.

Катрин оставалась на крепостной стене почти весь день. Сопровождаемая повсюду Жоссом Ролларом и Николя Барралем, она обходила замок по дозорной галерее, осматривала башни и посты, проверяла крепость балконов с бойницами, запасы камней, стрел, дров, оружия и инспектировала посты будущего сражения.

Смелый поступок аббата Бернара, рисковавшего жизнью из-за убитого посланца, укрепил всеобщее мужество и удвоил решимость. Великий страх, страх почти священный, быстро исчез. Каждый был глубоко убежден в том, что сам Бог будет сражаться с ним рядом, когда наступит час, и сама Катрин была теперь уверена в том, что им удастся справиться с врагом без большого труда.

И только одна тревога никак не отпускала ее: отсутствие пажа, но она еще смутно надеялась, что он успел вернуться под защиту своей матери.

Смущенная внезапным приступом слабости, Сара с удвоенной активностью принялась хлопотать по дому, успевая выполнять свои обычные обязанности и одновременно следить за тем, чтобы беженцы, которых она устраивала, испытывали как можно меньше неудобств на чужом месте. Она даже предложила аббату помочь обрядить и обмыть брата Амабля; с помощью острого ножа и масла она вынимала стрелы. И вот его тело, обмытое вином и завернутое в кусок тонкого полотна, положили в склепе монастырской церкви, в ожидании похорон, которые должны были состояться этой ночью, так как днем монахи занимались обороной города вместе со всеми другими жителями.

Вскоре основное было сделано, и осажденным оставалось только ждать и наблюдать за движениями противника. Женщины, закончив свои дела, собрались у фонтана и бурно обсуждали события последнего дня.

Катрин, спустившись со стены, приблизилась к шумным горожанкам. Только одна женщина сохраняла молчание. Опершись о высокую резную ограду фонтана, она молча слушала разговоры остальных с полуулыбкой на губах.

Эта была красивая девушка с темными волосами, может быть, самая красивая во всем городе, с кожей, как у персика, и с бархатными, черными, как у испанки, глазами.

Десять лет назад она появилась в Монсальви вместе со своей матерью, кружевницей из Пюи, вдовой, сочетавшейся вторым браком с Огюстеном Фабром, плотником. У матери было слабое здоровье. Суровая зима унесла ее жизнь, но Огюстен привязался к маленькой девочке и воспитал ее как родную дочь. Что сталось бы с девочкой без него? Понемногу Азалаис заняла место своей матери. Она вела хозяйство и, как ее покойная мать, научилась тонкому искусству плетения кружев. Потом, превзойдя и ее в этом искусстве, она стала получать заказы из всех замков и ото всех богатых горожанок округи. Из самого Орийяка приезжали богатые дамы купить ее кружева.

Госпожа де Монсальви первая сделала большой заказ Азалаис, но кружевница была, пожалуй, единственной женщиной в городе, с которой у нее были весьма прохладные отношения. Впрочем, ни одна женщина в Монсальви не любила Азалаис. Может быть, из-за дерзкого пристального взгляда, с которым она рассматривала как юношей, так и женатых мужчин, из-за низкого горлового смеха, раскатистого, как у горлицы, когда во время веселья ребята приглашали ее в общий танец. Или еще за манеру теплыми летними вечерами расстегивать воротничок несколько больше, чем допускалось, когда сидела у раскрытого окна.