– Вот госпожа Катрин! Расступись! Дайте место нашей заступнице!

Эти слова вызвали у нее улыбку и одновременно тронули сердце, настолько трогательно говорили они о наивном доверии и нежной преданности. Для них владелица замка была в какой-то степени воплощением той другой госпожи-заступницы, более возвышенной и могущественной, которая была для них высшим упованием и последней опорой.

Схваченная десятками рук, которые помогли ей преодолеть последние ступени, она вдруг оказалась, сама не зная как, у зубца стены рядом с аббатом Бернаром; выражение его лица показалось ей странно застывшим.

– Я собирался за вами послать, госпожа Катрин, – прошептал он быстро. – Я попытался начать переговоры, но эти люди хотят говорить только с вами!

– Тогда я буду говорить! Хотя у меня совершенно нет надежды быть услышанной.

Опершись обеими руками на стену у зубца, она подалась вперед… По всему спуску, бежавшему от Пюи-де-л'Арбр и упиравшемуся в стены Монсальви, копошились люди. Значительное, но разрозненное войско сеньоров д'Апшье уже разбивало лагерь. На опушке леса натягивались палатки. Одни сооружались из грубых козлиных шкур со слипшейся от грязи шерстью, на других потускневшая и заляпанная грязью богатая ткань чередовалась с большими кусками мешковины. Зажигались огни, отражаясь красноватым глянцем на бородатых лицах солдат. Некоторые уже готовили ужин. Грязные слуги сдирали шкуру с только что убитых двух кабанов и трех баранов, другие вешали огромные котлы на пики, составленные в козлы, а в это время третья группа выкатывала бочку из покинутого дома. Казалось странным, что ни один дом маленького предместья еще не горел.

Застывший взгляд Катрин остановился на нескольких всадниках, неподвижно стоявших по другую сторону рва и глядевших на стену. Один из них, самый старый, опережал остальных на несколько шагов. Узнав хозяйку, он начал ухмыляться.

– Что же вы, госпожа Катрин! – крикнул он. – Вот оно, ваше гостеприимство? С какой стати, приехав к вам с моими сыновьями как добрые друзья, мы находим ворота запертыми, а на стенах вашу деревенщину?

– Беро д'Апшье! Добрые друзья не приезжают с бандой, которая грабит, сжигает и убивает. Открывшись для вас и ваших сыновей, ворота Монсальви останутся закрытыми перед вашими солдафонами. Хоть раз будьте откровенны: зачем вы приехали сюда?

Человек начал смеяться, и Катрин подумала, что жеводанский волк не зря получил свое прозвище. Несмотря на свой возраст, долгие конные переезды, тяжелую посадку в седле и ссутулившуюся спину, он обладал еще медвежьей силой. Грузный на своем боевом коне, Беро гораздо более походил на бандита, чем на сеньора из хорошего рода, каким на самом деле являлся. Открытое забрало его шлема позволяло видеть его костистое лицо, длинный подбородок, заросший серой щетиной, придававшей почтенному отцу семейства Апшье вид старой рыси. Неопределенного цвета никогда не мигающие глаза, глубоко сидящие в орбитах, багровое лицо, покрытое грязью, как тонкой сеткой, и фиолетового оттенка отвисшая губа, обнажавшая скопление гнилых пеньков во рту, – все это было отталкивающе уродливо.

За ним вытянулись в ряд трое других всадников: его сыновья и его бастард. Сыновья – Жан и Франсуа – казались более юными копиями отца: та же страшная сила, те же лица хитрых волков, но зрачки горели, как угли, а полные губы были цвета свежей крови. Бастард Гонне был плодом чудовищного преступления. Его мать, хрупкая монашка, была изнасилована в объятом пламенем монастыре, затем ее увезли в баронский замок, где она служила потехой до самой своей смерти. Там и родился Гонне, в котором были немного притушены дикие черты его сводных братьев. Его волосы были светлее, он был более тонок, более раскован, но хитрость, как маска, приклеилась к тонким чертам, а в его бледных глазах тускло мерцал серо-зеленый отблеск болотной тины.