— Виски без содовой для меня, апельсиновый сок для дамы, — заказал он.

Смешно и глупо было так радоваться тому, что он запомнил ее любимый напиток, но тем не менее в груди Каролины разлилось приятное тепло. Все в этом человеке нравилось ей — и то, как решительно защитил он ее от репортеров, и то, как был к ней внимателен. Она ощущала себя рядом с ним покойно и безопасно, и это чувство, непривычное для деловой женщины, которая слишком привыкла быть одна, пугало ее своей новизной.

— Вам нравится Лаоми? — спросила она и тут же выругала себя за такой банальный вопрос.

— Очень! — искренне ответил Гилберт. — Я бы с радостью остался здесь навсегда. — Они уселись за тихий угловой столик, где в серебряной чаше плавали яркие цветы, а одинокая свеча романтично трепетала под ветерком, долетавшим с открытой веранды. — Впрочем, для ребенка, выросшего в буквальном смысле слова в трущобах, вполне естественно влюбиться в Лаоми с первого взгляда.

Глаза Каролины расширились. Да, верно. Этот человек пробился к успеху с самых низов общества. Впрочем, разве могло быть иначе?

— Вы скучаете по дому? — с любопытством спросила она. — Я имею в виду не конкретный дом, а вашу родину, Англию.

Лицо Берта тотчас замкнулось. Черт! Что она такого сказала? — спрашивала себя Каролина. Разговаривать с ним — все равно что гулять по минному полю.

— Никого из моих родных уже нет в живых, — напрямик ответил Гилберт. — Я уже говорил вам, что был единственным ребенком в семье, а мама умерла, когда я был совсем еще маленьким. Меня вырастил отец. Он умер от рака несколько лет назад.

Каролина вздохнула.

— Сочувствую вам. Я хорошо знаю, каково остаться без матери. Я ведь тоже была единственным ребенком и потеряла маму именно тогда, когда больше всего в ней нуждалась.

— Знаю, — кивнул Гилберт и, когда девушка озадаченно глянула на него, поспешно прибавил: — Но зато у вас оставался отец. — При этих словах он вспомнил собственного отца и с неослабевающей силой ощутил боль давней утраты.

Пусть их маленькая семья частенько бедствовала, а Стивен Льюис слишком много времени отдавал своим бесценным орхидеям, он всегда выкраивал минутку и для сына. Поощрял его школьные успехи, брал с собой на матчи местной футбольной команды — тогда, когда это позволяли средства.

— Вы считаете, что это могло послужить мне утешением? — Губы Каролины дрогнули в невеселой усмешке.

Гилберта охватила знакомая дрожь охотничьего азарта, и он мгновенно насторожился.

— Я думал, что вы с отцом были близки.

— Увы, — печально покачала головой Каролина. — Он всегда мечтал о сыне…

Глаза Гилберта сузились.

— В самом деле? Но ведь он оставил вам свою фирму.

— Только потому, что больше некому было ее передать, — ответила она, пренебрежительно поведя обнаженным плечом.

Гилберту до смерти хотелось осыпать это плечо поцелуями. Пламя свечи бросало на обнаженную кожу причудливые, манящие тени. Усилием воли Гилберт заставил себя сосредоточиться. Другого такого случая ему, быть может, и не представится.

— Но вы ведь пришли в фирму прямо из колледжа?

— Почему бы и нет? — пожала плечами Каролина. — Я только что получила диплом управляющего и, когда мне на блюдечке преподнесли «Мир орхидей», не могла не ухватиться за такую возможность попробовать себя в деле.

— Разве вы не с самого начала работали с отцом? — не отступал Гилберт.

— Вовсе нет, — покачала она головой.