– Мама! – позвал Франц, как только они вошли в большую комнату.

Эхо прокатилось по как будто бы пустому дому. Эдит решила, что мать куда-то вышла, а инспектор уже хотел подняться на второй этаж, как вдруг увидел Сенталло. От удивления он отступил, толкнув шедшую по пятам Эдит.

– Людовик!

– Не волнуйтесь за мать, Франц, она заперта у себя в комнате и чувствует себя превосходно.

– Заперта?

– Да, заперта… Здравствуйте, Эдит.

– Добрый день, Людовик. Как вам удалось сюда добраться?

– Пешком, Эдит… я шел всю ночь, убегая от гнавшихся за мной полицейских…

Наступила тяжкая, невыносимая тишина. Каждый с тревогой ожидал, что скажут другие.

– Но мне так и не удалось повидать Курта, – мягко продолжал Людовик. – Потому что его никогда не существовало…

– Я… вам объясню…

– Не надо ничего объяснять, Эдит, поскольку вместо Курта я обнаружил в комнате вашего брата чемодан с тремястами шестьюдесятью восемью тысячами франков, украденных из банка Линдерманн.

Полицейский выхватил револьвер.

– Решительно, вы неизлечимый дурень, Сенталло! Значит, вам понадобилось лезть сюда вынюхивать? Да неужто вы не понимаете, чертов кретин, что полиция получила приказ сразу открывать огонь и, прикончив вас, я лишь выполню распоряжения комиссара Лютхольда?

– И что вы от этого выиграете?

– Ваше молчание!

– У меня в любом случае нет никаких доказательств против вас.

– А деньги?

– Деньги я сжег.

– Что?

– Да, я подумал, что это самый лучший способ отомстить вам обоим, и спалил деньги, ради которых вы совершили столько преступлений… так что всех этих людей вы убили напрасно!

– Сволочь!

В воздухе мелькнул кулак Сенталло, и полицейский, получив сокрушительный удар в челюсть, рухнул на пол. Эдит взвизгнула и, схватив со стола нож, бросилась на Людовика. Но тот вывернул ей руку и заставил выпустить оружие.

– Кинжал, а, Эдит? Я нарочно положил его на стол. Хотел посмотреть, возьмете вы его или нет… Эксперимент удался. Вы отлично управляетесь с ножом, Эдит… и меня чуть не постигла судьба бедняги Эрлангера… Ведь это вы изображали старушку-маму, явившуюся навестить своего маленького Альдо?

Но Эдит уже взяла себя в руки.

– Это еще надо доказать! – фыркнула она.

Сенталло долгим взглядом посмотрел на молодую женщину.

– А вы мне так нравились, Эдит…

– О, оставьте меня в покое!

– Да, вы мне очень нравились, Эдит, и я успел полюбить маленького Курта… Пожалуй, я бы вам все простил: и убийства, и кражу… но не маленького Курта, которому купил зайца-барабанщика… Помните, Эдит?

– Довольно!

– И это не я, а маленький Курт отправит вас в тюрьму до конца жизни.

– Скажете тоже! Я понятия не имела о преступлениях брата… А Эрлангер? Кто докажет, что его убила я?

– Но вы, по сути дела, сами признались.

– Кто поверит вашим словам?

– Зато моим поверят, фрейлейн Вертретер!

Эдит быстро обернулась и увидела Лютхольда. С револьвером в руке комиссар вышел на лестницу, ведущую в верхние комнаты. Одним прыжком Эдит оказалась у двери, но сразу угодила в объятия инспектора, который ловко защелкнул на ее запястьях наручники и снова привел в комнату, несмотря на все угрозы и проклятия.