«Куда он подевался? – с чувством, близким к панике, подумал Виктор о Слепом. – Неужели промазал и пролетел мимо балкона? Да нет, бред какой-то…» В это время Глеб выглянул словно бы прямо из стены, сделал недовольное лицо и сердито спросил:

– Ну, что там у тебя? Штанина зацепилась?

– Иду, – сказал Виктор, перелез через ограждение и прыгнул.

Его подошвы с треском ударились о кремово-коричневый, в шашечку, кафель. Толчок отозвался глухой болью в натруженной пояснице, но ничего страшного не произошло. Справа от него обнаружилась открытая настежь балконная дверь, на пороге которой стоял Глеб.

– Больше ждать не буду, – сказал он твердо и без дальнейших разглагольствований растворился во мраке квартиры.

Виктор внял предупреждению и со всех ног бросился за ним, почти сразу с разгона влетев в какие-то пустые ведра и развалив штабель чего-то, что на ощупь показалось ему пластиковой вагонкой. В квартире пахло свежей краской и штукатуркой, под ногами шуршала расстеленная, чтобы не пачкать пол, бумага, и похрустывал мелкий строительный мусор.

– Осторожнее, – сказал где-то впереди Слепой. – Здесь ремонт в разгаре.

– Спасибо, – саркастически ответил Виктор. – Я уже заметил.

Правая штанина почему-то теперь была тяжелее левой, а в ботинке неприятно хлюпало что-то вязкое. Глеб возился в темноте прямо по курсу, чем-то позвякивая и погромыхивая, и Виктор, на счету которого было немало вскрытых замков, понял, что его спутник пытается отпереть дверь.

К тому моменту, как он догнал Слепого, замок сдался с неприятным щелчком, который наверняка означал поломку механизма, и дверь бесшумно распахнулась, впустив в испачканную известью и заставленную какими-то козлами прихожую поток электрического света. Виктор не удержался и посмотрел вниз, на свою правую ногу. Штанина и ботинок были выпачканы какой-то отвратительной на вид коричневатой слизью, при ближайшем рассмотрении оказавшейся обойным клеем. Активист выругался, поднял взгляд и обнаружил, что Слепой опять исчез. За этим человеком было очень трудно угнаться.

Активист настиг Глеба с большим трудом. Слепой поджидал его на площадке первого этажа с таким видом, словно он слыхом не слыхал ни о каких ночных рейдах по крышам, а просто вышел покурить и поболтать с приятелем. Подъезд был сквозной, и парадная дверь, выходившая в переулок, как ни странно, не была заколочена. И на ней, и на двери черного хода стояли кодовые замки.

– Жди меня на улице, – велел Глеб. – Надо забрать у этих варваров машину, пока они не ввели во двор танки.

Что это у тебя на брюках? Черт, ну и видок… Ладно, стой здесь. Я подгоню машину. Как только увидишь вишневую «девятку», сразу дуй туда.

Он спокойно спустился по ступенькам лестницы, оттянул собачку замка и неторопливо вышел во двор. Активист покачал головой: этот парень действительно вел себя так, словно у него было девять жизней. Идти за ним было все равно что за тяжелым танком: главное, не отставай.

Шараев подошел к парадной двери, отпер ее и приоткрыл на несколько миллиметров. Из щели потянуло холодным сквозняком. Виктор стоял, переводя дыхание, и наблюдал за переулком. Это казалось невозможным, но в переулке было сравнительно спокойно: никто не загонял прохожих в подъезды и подворотни, не выставлял оцепление и не проверял документы у всех подряд. Видимо, дверь недавно покинутой ими квартиры действительно оказалась прочной, и лихие омоновцы все еще штурмовали ее с применением спецсредств, между делом уговаривая лежавшие внутри трупы бросить оружие и выйти с поднятыми руками.

Наконец напротив подъезда плавно затормозила вишневая «девятка». Вид у нее был самый безобидный, и Активист снова покачал головой: стиль работы Глеба нравился ему все больше и больше.