А впадать в ступор нельзя. У нее ребенок. Дочь. Нет ничего важнее Кэлли. Всего три годика, подумала Шелби. От мысли о дочери ей захотелось положить голову на этот шикарный стол и зареветь в голос.

– Нельзя реветь. Теперь у нее есть только ты, и все, что потребуется, ты сделаешь! – вслух приказала себе Шелби.

Она открыла коробку – их было несколько. На этой была этикетка «Личные документы». Надо полагать, юристы и налоговики все забрали, прошерстили, сняли со всего копии.

Теперь прошерстит все она. Может, еще что-то удастся спасти. Ради Кэлли.

Надо любым способом найти денег, чтобы погасить все долги и еще чтобы хватило на жизнь себе и ребенку. Само собой, она пойдет работать, но этого явно будет недостаточно.

На самом деле к деньгам Шелби всегда была равнодушна. Об этом она размышляла, принимаясь просматривать счета за костюмы, обувь, рестораны и отели. И за частные самолеты. Свое безразличие к деньгам она осознала на исходе первого, бурного года их брака, после рождения Кэлли.

С появлением Кэлли все ее желания свелись к одному – иметь свой дом.

Шелби прервалась и оглядела кабинет Ричарда. Кричащие краски его любимых картин, типичных образчиков современного искусства. Ослепительно-белые стены – он считал, что именно на таком фоне выигрышнее смотрятся эти самые картины. Темные тона дерева и кожи.

Вряд ли этот особняк может сойти за родной дом. И никогда он ее домом не был. Как никогда и не будет, подумала она, даже если прожить здесь лет восемьдесят, а не те жалкие три месяца, что прошли с момента их переезда.

Ричард купил особняк, не советуясь, и обставил по своему вкусу, не поинтересовавшись ее предпочтениями. Сюрприз, объявил он, распахивая перед ней двери этого огромного дома в Вилланове, в котором повсюду звучало эхо. Зато, как он объяснил, это лучший пригород Филадельфии.

Конечно, она притворялась, что дом ей мил. Она испытывала благодарность за то, что наконец смогла обосноваться на постоянном месте, хоть ее и пугали эти напряженные цвета и высоченные потолки. Главное – у Кэлли теперь будет дом, она будет ходить в хорошую школу, гулять в безопасном районе.

У девочки появятся друзья. И у нее тоже – во всяком случае, Шелби на это надеялась.

Но жизнь распорядилась по-своему, и на все это у них уже не осталось времени.

Ни времени. Ни страховки на десять миллионов долларов тоже. О ней, как выяснилось, Ричард тоже врал. И врал про специальный фонд, который якобы завел для того, чтобы откладывать деньги на образование дочери.

Но зачем?

Этот вопрос Шелби от себя гнала. Все равно ответа ей никогда не узнать, так зачем спрашивать?

Можно собрать все его костюмы, туфли, галстуки и спортивное снаряжение, клюшки для гольфа, лыжи. Отнести в комиссионный магазин – хоть сколько-то удастся выручить.

Попробовать продать то, что не изымут за долги. Хоть через Интернет, если уж на то пошло. Выставить на продажу или дать объявление. В конце концов – снести в ломбард. Неважно – как, главное – выручить хоть какие-то деньги.

И у нее в шкафу масса вещей, которые можно продать. И конечно, украшений.

Шелби посмотрела на свой бриллиант – кольцо, которое Ричард надел ей на палец, когда они прилетели в Вегас. Обручальное кольцо она оставит, а это, бриллиантовое, продаст. У нее много такого, что можно продать.

Ради Кэлли.

Она одну за другой просматривала папки. Компьютеры изъяты, и пока ей их не вернули. Но бумага – это что-то осязаемое.

Шелби открыла папку с документами, касающимися всего, что имеет отношение к здоровью и медицине.

Муж неплохо о себе заботился, подумала она. И тут же напомнила себе, что надо отказаться от членства в загородном клубе и фитнес-центре. У нее это как-то вылетело из головы. Ричард был мужчина завидного здоровья, поддерживал форму и регулярно показывался врачам.