Татя Гримм не произносила ни слова, но ее воодушевление было очевидно. Она склонилась над прибором, чтобы разглядеть каждую деталь, на которую указывал Рэй. Когда он начинал объяснять что-то, она замирала на мгновение, а потом качала головой и говорила:

– Да… Так славно.

Гуилл был поражен. Как он мог так ошибаться в ней? В некоторых отношениях она казалась более внимательной и увлеченной слушательницей, чем кто бы то ни было из публики, перед которой он демонстрировал свой инструмент. Но потом он обратил внимание на однообразие ее ответов. Казалось, все одинаково восхищает ее. Каждое объяснение доходило до нее одинаково быстро. У Рэя была умственно отсталая кузина – тридцатилетняя женщина с разумом пятилетнего ребенка. Умственно отсталый человек может бездумно подражать движениям головы и словам, которые нормальный человек произносит в разговоре. Рэй представил себе пустой взгляд, которым Татя встретит его вопрос, если он спросит что-нибудь по поводу собственных объяснений.

Пожалуй, лучше не экспериментировать. Зачем задевать чувства девочки? К тому же, казалось, она радуется беседе совсем как нормальный человек. Продолжая разглагольствовать, он навел телескоп на Сераф. Планета находилась в фазе первой четверти, и горы ее южного континента ощетинились вдоль линии терминала. Ветер и качка немного сбивали четкость изображения. С другой стороны, обзор был великолепным, а воздух чистым – никакой пыли, которая размывает очертания предметов. Это был самый великолепный вид, который Рэю когда-либо приходилось наблюдать днем.

– … итак, мой телескоп позволяет разглядеть далеко расположенные предметы так, словно они находятся рядом. Не желаете взглянуть?

Такое зрелище способно взволновать даже умственно отсталого.

– Конечно!

Она шагнула вперед; Рэй показал ей, как пользоваться окуляром, она нагнулась… и издала пронзительный вопль, восхитительную смесь восторга и удивления. Потом рыжая головка резко отдернулась, и Татя уставилась вверх, словно желая убедиться, что планета никуда не делась. Раз – она снова взглянула в окуляр, два – отпрянула.

– Такая большая. Такая большая! – улыбка у нее была почти что от уха до уха. – Как может те-ле-скоп… – она потянулась, словно собиралась выдернуть конец трубки и приложить к глазу на манер подзорной трубы.

Гуилл схватил девочку за руки.

– О-опс… Спокойно. Поверни вокруг этой оси.

Она как будто не услышала его, однако позволила повернуть трубу. Ее глаза снова расширились: она увидела расплывшееся отражение собственного лица в главном зеркале. Рэй пустился в объяснения – каковы свойства выпуклых и вогнутых зеркал и каким образом изображение с двенадцатидюймовой линзы попадает на окуляр. Девушка демонстрировала все то же внимание прилежной ученицы, с которым выслушивала все предыдущие объяснения. Затем живо кивнула, имитируя полное понимание:

– Да. Да. Как славно… – внезапно она схватила Рэя за руку. – И вы придумали эту вещь? Вы ее сделали?

Татя сжимала его кисть почти до боли: эти ручки были хрупкими, но такими же огромными, как и все у девушки.

– Думаете, это я изобрел телескоп? – он усмехнулся. – Нет, мисс Гримм. Самой идее уже двести лет. Люди изобрели телескопы не от нечего делать. Вещи, подобные этой, являются творениями отдельных гениев. Случается, что изобретение десятилетиями остается бесполезным, пока другой гений не доведет его до ума.

Воодушевления девушки как не бывало. Это могло рассмешить… если бы не было так трогательно. Она не имела понятия о том, что трудно, а что просто, и уже не могла продолжать непринужденную беседу. Рэй мягко повернул Татю обратно к телескопу и показал, как настраивать изображение. Прежний энтузиазм не вполне вернулся к ней, но вид Серафа, казалось, вызвал у нее искреннее восхищение.