Он расположился на заднем сиденье своего лимузина и рявкнул:

— В офис.

Он нажал кнопку на подлокотнике, и между ним и водителем с легким жужжанием вырос дымчато-серый экран. Фенстон взял с соседнего сиденья номер «Нью-Йорк таймс». Когда лимузин повернул на ФДР-драйв, он изучал финансовый раздел, а когда остановился у Северной башни, добрался до некрологов. Ни одна газета не напечатает до завтрашнего дня тот некролог, который нужен ему, но, справедливости ради, следовало заметить, что никто в Америке и не знал, что она мертва.

— В половине девятого у меня встреча на Уолл-стрит, — бросил Фенстон шоферу, когда тот открыл ему заднюю дверь. — Заберете меня в четверть девятого.

Водитель кивнул, и Фенстон прошествовал в вестибюль. Хотя в здании было девяносто девять лифтов, только один поднимался без остановок к ресторану на 107-м этаже.

Минуту спустя Фенстон вышел из лифта. Метрдотель с легким поклоном проводил его к столику. Фенстон не удивился, что Карл Липман уже был на месте. За десять лет, что тот работал на Фенстона, он ни разу не опоздал.

Фенстон сверху вниз посмотрел на человека, который тысячу раз доказал, что нет такой мерзости, на какую бы он не пошел ради своего хозяина. Но ведь один только Фенстон и предложил Липману работу, когда тот вышел из тюрьмы. Отсидевшим за мошенничество адвокатам не приходится рассчитывать, что их возьмут на приличное место.

Фенстон сразу приступил к делу:

— Теперь Ван Гог наш, и встает вопрос, как нам избавиться от Анны Петреску, не вызвав у нее подозрений.

Эндрюс предупредил на кухне, что понесет наверх ее светлости поднос с завтраком, как только отправят картину. Но бронированный фургон опоздал на сорок минут, а нахальный молодой водитель не хотел уезжать, пока его не угостили кофе с печеньем. Эндрюса успокаивало лишь то, что ее светлость не проснулась до того, как водитель наконец-то уехал. Эндрюс бросил последний взгляд на поднос и вышел из кухни, чтобы отнести завтрак своей госпоже.

Перед тем как открыть дверь спальни, он тихо постучал свободной рукой. Увидев, что ее светлость лежит на полу в луже крови, он охнул, уронил поднос и подбежал к телу.

Хотя было ясно, что леди Виктория погибла несколько часов назад, Эндрюс решил сначала сообщить о трагедии наследнице поместья, а уж потом связаться с полицией. Он вышел из спальни, закрыл дверь на ключ и первый раз в жизни бегом помчался по лестнице.

Когда позвонил Эндрюс, Арабелла Уэнтворт разговаривала с покупателем. Положив трубку, она извинилась, объяснив, что ей надо немедленно уйти. Арабелла перевернула табличку с «ОТКРЫТО» на «ЗАКРЫТО» и заперла дверь своего антикварного магазина через несколько секунд после того, как Эндрюс произнес «чрезвычайные обстоятельства». Таких слов она не слышала от него последние сорок девять лет.

Через четверть часа Арабелла остановила свою малолитражку на гравийной дороге у Уэнтворт-Холла, где ее поджидал Эндрюс.

— Мне так жаль, миледи, — только и сказал он и повел новую хозяйку вверх по широкой мраморной лестнице.

Арабелле удалось сохранить сознание при первом взгляде на тело сестры. Посмотрев на тело снова, она ухватилась за столбик балдахина. Засохшая кровь была везде — на ковре, на стенах, на письменном столе. Сделав над собой усилие, Арабелла, пошатываясь, подошла к телефону на столике у постели, подняла трубку и набрала 999.

— Экстренная помощь, с какой службой соединить?

— С полицией, — ответила она.

Арабелла положила трубку. Ее взгляд упал на письмо, начинавшееся со слов «Моя дорогая Арабелла».