А поскольку мы женаты, приличия, можно считать, соблюдены. — И, видя, что намек не сработал, осведомился: — Тебе хорошо спалось?
— Замечательно, — отважно солгала Дженнифер.
В мыслях ее царил хаос, образы кружились перед глазами нескончаемой каруселью, так что бедняжка беспокойно ворочалась до самого рассвета. И только когда за окном забрезжило бледное сияние дня и город пробудился к жизни, ей удалось забыться тревожным сном.
Дон торжественно водрузил поднос ей на колени.
— Спасибо, — холодно бросила она, но взгляд, обращенный на дверь, яснее слов говорил: «А теперь пошел вон!»
Проигнорировав невысказанный приказ, Дон уселся в изножье кровати и принялся разливать чай. Только тут Дженнифер заметила, что завтрак накрыт для двоих.
— Отнеси, пожалуйста, все это вниз. Я скоро спущусь.
Поставив чашку на туалетный столик, Дон вопросительно изогнул бровь.
— Это потому, что я намерен составить тебе компанию?
— Да. Я — категорически против.
— Тебе не о чем беспокоиться. Я полностью одет, а у тебя вид решительно викторианский, — утешил Дон, любуясь шелковистой волной темных волос и отделанной кружевами ночной сорочкой.
Затем, считая инцидент исчерпанным, принялся намазывать маслом золотистый гренок. Дженнифер завороженно следила за длинными, подвижными пальцами, вспоминая их прикосновения и ласки… Эти руки скользили по ее телу с обольстительной чуткостью, каждое касание дарило неизъяснимые восторги.
— Тебе с медом или с мармеладом?
Дженнифер вздрогнула от неожиданности и судорожно вздохнула, словно ныряльщик, слишком долго пробывший под водой.
— Я не хочу есть.
— Если ты по-прежнему стремишься расторгнуть брак, нам нужно поговорить, так почему бы не за завтраком? — небрежно заметил Дон. — Я, кажется, уже сообщал, что не люблю есть в одиночестве. Так что уж, будь добра, сделай выбор между мармеладом и медом и приступай к чаю, пока он не остыл.
Похоже, Дон и здесь отступать не собирался!
— Мармелад, пожалуйста, — проворчала Дженнифер, поднося чашку к губам. Чем скорее они все обсудят, тем скорее негодяй уберется восвояси.
— Я бы предпочел выехать пораньше, — заметил Дон, словно прочитав ее мысли. — Я еду в Торнтон. Помнишь Торнтон?
— Да, — глухо отозвалась она.
— А вчера вечером, никак, запамятовала?
Дон выжидательно смотрел на собеседницу. И хотя каждое слово давалось с трудом, Дженнифер созналась-таки, что за все пять лет ни разу не побывала в усадьбе.
— Даже когда смертельно больной отец так хотел с тобой повидаться?
— Я… не знала. Он…
— Умер полгода назад.
Дженнифер нервно сглотнула.
— Мне очень жаль. — Она вызывающе вздернула подбородок. — Ты можешь мне не верить, но я была искренне к нему привязана.
Привязана? Что за холодное, официальное слово! За то недолгое время, что Дженнифер проработала секретаршей у Мэтью Брустера, старик стал для нее вторым отцом.
— Похоже, чувства твои без ответа не остались, — сухо произнес Дон. — Отец завещал тебе половину своего состояния. Его поверенные до сих пор тебя разыскивают.
4
— Что? — охнула Дженнифер.
— Отец завещал тебе половину своего состояния, — невозмутимо повторил Дон. — И как ни странно, назначил меня душеприказчиком, — хотя с тех пор как ты сбежала, он со мной даже разговаривать отказывался. Если не считать усадьбы и нескольких фамильных драгоценностей, завещанных мне, и изрядной пенсии для экономки, Мэтью поделил все, что имел, между тобою и Лайонелом. |