— А ты что ответила?

— Что люблю, и старик пришел в восторг. Сказал, что давно заметил, как мы с тобой глаз отвести друг от друга не можем… Большинство, дескать, сочли бы это безумием — взять да и влюбиться по уши с первого взгляда… однако он нас вполне понимает. И еще сказал, что будет очень скучать по мне, когда я уеду с тобой в Штаты… Но я готова поклясться, Мэтью Брустер не помнил себя от счастья.

Дон заметно побледнел.

— Не могу взять в толк, с чего это он так на тебя напустился, — беспомощно закончила Дженнифер.

— А я понимаю, — медленно протянул Дон. — Если, конечно, то, что ты говоришь, соответствует истине.

— Соответствует.

Последовала долгая пауза. Дон упрямо глядел на огонь, не поднимая глаз. Когда же поленья догорели и в беловато-серой золе замерцали алые искры, он обернулся и до странности невыразительным голосом признался:

— После того как ты исчезла, отец обнаружил, что я женился на тебе… сама знаешь почему. И обвинил меня в том, что я, дескать, выжил тебя из дому. А вскоре за тем составил завещание… Кажется, он все еще не терял надежды тебя отыскать.

На глаза Дженнифер навернулись слезы. Мэтью — единственный, кто искренне любил ее, верил в нее, не пытался осудить… Какая же она эгоистка бесчувственная: думала только о себе, носилась со своими обидами, горестями и утратами. Если бы она только навестила старика, когда тот был жив… А теперь слишком поздно!

Видя, как взволнована Дженнифер, Дон накрыл ладонью ее руку. И этот исполненный сочувствия жест стал роковым: сдерживаемые слезы потоком хлынули по щекам.

Дон пробормотал что-то сквозь зубы, вскочил на ноги и привлек ее к себе. И тут все напряжение последних двадцати четырех часов выплеснулось наружу. Дженнифер бурно, взахлеб зарыдала, оплакивая не только Мэтью, но и досадное, гибельное недоразумение, и несбывшееся счастье.

Когда Дженнифер узнала о подлом поступке Дона, внутри нее словно что-то заледенело. А теперь вдруг растаяло — и остановить поток слез не представлялось возможным.

Прижав к груди так нежно, будто и впрямь любит ее, Дон укачивал Дженнифер, как младенца, легонько касаясь губами благоухающих волос. А когда она наконец выплакалась, приподнял мокрое, несчастное лицо, стер слезы большим пальцем и снова привлек ее к себе.

Совершенно измученная, не заглядывая дальше настоящего момента, Дженнифер приняла его утешение, обрела поддержку в его силе. Словно вернулась домой…

Одной рукой успокаивающе поглаживая спину, Дон принялся целовать ее лоб, влажные щеки, закрытые глаза — и наконец припал к устам.

Требовательное прикосновение губ пробудило в Дженнифер страстный отклик, противиться которому не было ни сил, ни желания. Она порывисто обняла его за шею, позабыв обо всем на свете. Когда Дон подхватил ее на руки и понес наверх, в спальню, она даже не пыталась протестовать.

Дженнифер медленно пробуждалась. Безудержное ликование переполняло все ее существо, оплетало сердце и разум золотой паутинкой. Не открывая глаз, она лежала неподвижно, упиваясь ощущением неизбывного счастья, зная, что никогда так не радовалась с тех пор, как Дон…

Дон…

Воспоминания предыдущей ночи нахлынули волной, и у Дженнифер перехватило дыхание. Возлюбленный уложил ее на постель и принялся ласкать нетерпеливо, страстно… Для того чтобы унять разбушевавшееся в них обоих пламя, потребовалась целая ночь.

А затем, на рассвете, Дон разбудил ее поцелуем. На сей раз ласки его были неспешными, утонченными, каждое прикосновение будило в ней небывалый, доселе неизведанный восторг…

Дженнифер задрожала.

— Замерзла?

Серые глаза мгновенно распахнулись.