Так ведь, Морган? Так?

Ты рада за меня, подружка моя дорогая? И ты все еще моя лучшая подруга, да? Несмотря ни на что? Напиши скорее и не держи на меня зла. Ладно? Мало ли у кого какие случаются легкие увлечения. Это ведь совсем не то, что настоящая любовь, верно?

Ты умная и чуткая, Морган, и все понимаешь. Значит, и меня поймешь. Ты ведь любишь меня, правда? Так же, как и я тебя, да?

Целую и жду твоего скорого ответа.

Твоя искренняя и верная подруга,

Натали Стокер».

Изабеллу начало тошнить уже к концу первой страницы, а последние слова она едва успела пробежать глазами, прежде чем кинулась в ванную и поддалась неудержимому приступу тошноты.

В голове не осталось ни единой разборчивой мысли, ничего, кроме шума в ушах и какого-то жуткого, чудовищного ощущения потерянности… потрясения… слабости…

Как же это? Не может быть… Да нет, я просто не в себе! Это кошмар, обычный кошмар. Я перегрелась. У меня галлюцинации. Это все неправда. Ложь! Ложь!

В глазах ее потемнело, она медленно сползла на пол возле раковины и потеряла сознание.

В себя она пришла только поздно вечером, и то лишь когда встревоженная отсутствием дочери миссис Морган поднялась к ней и нашла ее в этом ужасном состоянии.

– Изи, маленькая моя, да что же это такое? Ну как же так? – бормотала мать, брызгая ей в лицо водой и похлопывая по щекам.

Когда же Изабелла наконец открыла глаза, то никак не могла понять, где находится и что с ней творится. Почему мама вся в слезах? И почему в комнате так темно, только на столе горит лампа?

– Мам, ты что? Почему ты плачешь, мама? – с трудом разлепив запекшиеся губы, пробормотала Изабелла.

– О господи, слава богу, ты очнулась! Слава богу! Я уже позвонила доку Мартенсу. Он скоро приедет. Как ты себя чувствуешь, малютка моя?

Изабелла ощутила осторожное прикосновение ко лбу прохладной влажной ткани и вздохнула.

– Ох как хорошо! Спасибо, мам.

– Как же ты напугала меня, Изи, дорогая! Конечно, хорошо, ты же вся пылаешь. Предупреждала же, не выходи ты в самую жару из дома, так нет… – Она продолжала негромко говорить, ни на минуту не прекращая обтирать горящие лицо и руки дочери влажным полотенцем.

Изабелла опустила тяжелые, будто свинцом налитые веки, еще раз вздохнула, почувствовала, как даже это легчайшее движение отдалось болью в голове, и постепенно снова погрузилась в забытье, но уже не такое полное, как до этого.

Она лишь смутно сознавала, что в комнате появился кто-то еще, что ее подвергли осторожному, но основательному осмотру, потом испытала нечто вроде укуса или укола в предплечье и вскоре уснула, на сей раз спокойно и без сновидений.

Проболела она целых две недели, удивив и мать, и доктора Мартенса, который навещал ее каждый день, проверял температуру, заглядывал в горло, мял живот и спускался вниз, озабоченно качая головой.

– Ну что, док, что с ней такое? – с тревогой спрашивала Бетти Морган, заглядывая ему в глаза.

– Это типичный солнечный удар, – неизменно отвечал он. – Только я не понимаю, почему болезнь так затянулась. Ваша дочь молодая и здоровая девушка, она давно должна была бы поправиться. Но температура держится. Боюсь, как бы мне не пришлось госпитализировать ее.

Перепуганная такой перспективой мать выхаживала больную, ни на минуту не ослабляя усилий и не теряя бдительности. Она сама за это время похудела больше чем на десять фунтов.

Фрэнк Морган, тоже встревоженный неожиданным тяжелым состоянием дочери, которая даже в детстве болела крайне редко, волновался еще и за жену, глядя, как та бледнеет и худеет.

– Бет, ты должна отдыхать.