После долгого молчания она тихо сказала:
— Мы похороним его в саду. Я отметила место под деревом, там земля не такая твердая. В гараже есть лопаты. Нам надо аккуратно снять верхний слой, траву, а потом опять уложить… — Она обернулась к ним. — Вы понимаете, о чем я говорю?
Терезу трясло.
— Ты хочешь… — проговорила она дрожащим голосом. — И кто это сделает?
Лицо Софии напоминало застывшую маску.
— Убью его я. Одна. Но похороним его мы — все вместе.
Глава 39
Мойра и Роза шли по лужайке, оставляя четкие следы на заснеженной дорожке — там, где до этого проложила след София. Встав рядом с деревом, они увидели площадку под могилу, которую София отчертила каблуком туфли.
Женщины начали рыть яму. Тяжелая работа шла молча и слаженно. Они аккуратно укладывали мерзлый дерн на одну сторону и копали лопатами твердую землю.
Переодевшись в ситцевую ночную рубашку, София взяла стопку чистых полотенец и белую простыню, потом приоткрыла дверь Грациеллы и бесшумно вошла в темную спальню.
— У тебя все в порядке, мама?
Грациелла протянула руку, и София встала рядом с кроватью. Но, увидев, что невестка переоделась, Грациелла уронила руку на одеяло. Белая фигура выглядела пугающе.
— Дать тебе снотворное, мама?
Грациелла покачала головой и тихо спросила:
— Он говорил с тобой?
— Нет, мама. Я думаю, он сейчас пребывает в каком-то своем мире — может быть, в аду — кто знает? Но нас всех он точно завел в ад.
— Не говори так…
Грациелла вглядывалась своими бледно-голубыми глазами в темные непроницаемые глаза Софии. Она знала, что собирается сделать невестка. Крепко сжав ее руку, она поднесла к губам и поцеловала мягкую ладонь.
— Останови его сердце — ради меня, ради него. Этот мальчик очень болен. Я видела яд на верхней полке одного кухонного шкафчика… Тебе нужна моя помощь?
— Нет, мама.
— Я буду молиться за тебя и за всех нас.
— Хорошо, мама.
Разувшись, София босиком спустилась по лестнице и прислушалась у дверей столовой, потом вошла в гостиную и, пошарив рукой между диванными подушками, нашла нож. Она знала: медлить нельзя. Нельзя задумываться и колебаться. Надо покончить с этим, и как можно скорее. Она открыла двери столовой.
Лука сидел с закрытыми глазами, откинув голову на спинку стула. Софии не нравилось, что с него сняли повязку: она не желала видеть его лица.
Бесшумно подойдя ближе, она бросила на пол простыню и разложила полотенца вокруг ножек стула. Третья пуговица на рубашке, почти центральная, — вот куда она вонзит нож. Но ремень, которым Роза стянула его плечи, сполз вниз и закрыл сердце.
София положила нож на стол — Лука по-прежнему был недвижим — и начала расстегивать ремень. Ей надо было снять его, чтобы обнажить грудь.
Внезапно он пошевелился и открыл глаза.
— София? Я знал, что именно ты мне поможешь.
В его голосе исчезли все детские нотки. Это был Лука, взрослый преступник. Она сняла с него ремень, который оказался мокрым от пота, и вернулась к столу за ножом.
Лука улыбался. Он думал, что она хочет срезать с него ремни, но когда она подошла ближе, он все понял. Его голубые глаза вспыхнули огнем, однако он не позволил себе впасть в панику. «Прячься! — говорил он себе. — Затаись! Она сейчас сделает тебе больно…» Он внимательно вглядывался в лицо Софии. Интересно, знает ли она, что не может причинить ему боль?
Казалось, он сознательно подставляет грудь для удара. Обеими руками взявшись за нож, она нацелила острие лезвия. |