Клаверацк размышлял, покусывая большой палец. Затем вздохнул и произнес:

— Завтра не слишком рано.

48

Наконец-то дома. С фальшивой бородой и в чалме в окружении копов на пенсии в синих формах — все, чтобы ускользнуть от прессы. Репортеры визжали и ерзали вокруг «Гордость Вотскоэк» как собаки вокруг падали. Контингент на суше подкреплялся журналистами на воде во всевозможных лодках, которые они только смогли арендовать или украсть; а вертолет из Star завис над головой.

Но не пресса был главной заботой Градеца и он это понимал; хотя они, конечно, надоедали. И не пятно на его мужской репутации волновало его, и даже не то, что газетные отчеты глубоко ранили его. Когда Гарри Хочмен со скоростью молнии прилетел в Вермонт, то подтвердил заявление Градеца, тот действительно был приглашен в качестве гостя в его дом — «Градец, ты знаешь, где мое дерьмо?» «Нет!» «Твоего слова для меня достаточно» — ни судебный иск, ни недоверие Гарри не имело для него больше значения.

Конечно, на борту будут его дожидаться факсы, телеграммы и сообщения на автоответчике от его жены, вернувшейся домой в Нови Глад, жаждущей знать, кто такая Кристалл Керрин (потому что она не будет сомневаться в его сексуальной ориентации — то был обычный дерматит в массе болезней. Нет, его главной заботой, его главной проблемой, главной катастрофой по-прежнему была… реликвия.

Священное бедро Санты Ферганы. Как-то, каким-то способом исчезло. Градец предвидел будущее Вотскоэк, будущее Гарри Хочмена и его собственная судьба зависела от этой реликвии. Но так случилось, что ее больше нет, и это он знал. Он абсолютно не верил заверениям людям из наемной охраны, что субботняя ночь прошла без единого инцидента любого рода на борту «Гордость Вотскоэк».

Хорошо. По крайней мере, наконец-то, он попал домой. Вертолет громко кашлянул над головой, зум-объективы были направлены на каждый иллюминатор и в каждой стороне виднелись репортеры. (Ох, ну и горячие деньки!) Сорвав тюрбан, бросив его в бесполезного Термента, а бороду в Ласку, Градец размашистыми шагами направился в лабораторию, достал ключи, распахнул дверь и…

— Сэр, вы упали в обморок, — сказал Ласк.

— Что? Конечно!

Градец сел. Ласк и Термент участливо склонились над кроватью, стоя у его ног. Они отнесли его в спальню, где железные люки на иллюминаторах были закрыты и зажжены все лампы. Полночь в полдень — прекрасная метафора. Темнота Градеца в полночь.

Я не могу сообщить об ограблении, не с семью охранниками, моими собственными сотрудниками на борту, которые утверждают, что ничего не произошло. Обычным прослушиванием как прошлый раз нельзя получить реликвию; Тсерговия не настолько глупа. Где она? Могу ли я вернуть ее обратно без помощи извне? Смогу я? Нет подсказки, улики, чтобы использовать ее. Невозможно, чтобы реликвия, как и коллекция Гарри просто испарилась в воздухе.

«Этот Диддамс изверг! Он мой Мориарти», — подумал Градец, но он никогда особенно и не жаждал заполучить достойного противника. Все, к чему он стремился — это легкая и комфортная жизнь, вот и все. Он хотел быть представителем в ООН в Вашингтоне, быт другом Гарри Хочмена, сопровождаемый нескончаемым потоком милых молодых «вещей». Разве я прошу слишком много?

Видимо да. Месть Диддамса вернётся ко мне бумерангом.

«Думай, Градец, думай. Это еще не конец. Что задумал Диддамс? Что еще произойдет?»

— Сэр?

Он сердито посмотрел на своих верных слуг. Единственное, что ему сейчас оставалось — надеяться.

— Оставьте меня, — сказал он. — Я должен подумать.

— Сэр, — пробормотали они и склонившись вышли из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.