— Но разве можно так закрывать практику?

— Бог его знает. Юридически все очень запутано. Кэри совсем выдохся и хочет уйти. Половина врачей не против его ухода. Они все вместе платят по закладной за больницу, которая в настоящее время закрыта. Единственное, что спасает Кена, — это срочные вызовы среди ночи.

— Какая неразбериха.

— Да, однако ничего не попишешь.

— М-м-м…

— Ну… а… а у епископа есть еще дети?

— Два сына и две дочери.

— Ага.

— Мне кажется, — сказала она, — что ты — единственный ребенок в семье.

— Откуда ты знаешь?

— Ты не нуждаешься в корнях.

Я никогда не задумывался о своем кочевом образе жизни, но, возможно, именно из-за одиночества мне было проще жить по принципу «езжай, куда направят».

— А ты сильная?

— Никогда не пыталась оторваться от корней.

Мы посмотрели друг на друга.

— Я пробуду в Англии четыре года, — сказал я. — Затем смогу приезжать на месяц каждые два года, а когда мне исполнится шестьдесят, я смогу остаться здесь навсегда. Многие дипломаты за это время подыскивают себе здесь дом. У моих родителей он уже есть, но я сейчас не могу там жить — его сдали в аренду одной фирме. Через четыре года, когда мой отец выйдет в отставку, срок аренды истечет и родители навсегда вернутся в Англию.

Она внимательно слушала.

— Министерство иностранных дел оплачивает обучение в интернатах детям, которых отправляют домой из зарубежных представительств.

— Ты тоже так учился?

— Только последние два года в старших классах. — Я объяснил, что, будучи подростком, я изучал иностранные языки. — К тому же мне не хотелось расставаться с родителями. Я их очень люблю, да и такую жизнь не сравнишь ни с чем.

Рассказ о работе, в моем понимании, недвусмысленно давал ей понять, что я интересуюсь ее будущим не просто так. Ей, казалось, было все понятно. Также ей должно было быть очевидно, что это не просто похотливый порыв с моей стороны, без оглядки на последствия. Аннабель не хотела терять свою точку опоры.

Я отвез ее домой и, как обычно, поцеловал на прощание. В этот раз поцелуй был долгим, и я едва не потерял голову от охватившего меня желания. Но я улыбнулся себе и ей, а она пообещала приехать в воскресенье в Челтенхем где-то около полудня.

В субботу утром наконец-то пришло письмо из «Паркуэй кемикалз», но для меня оно оказалось китайской грамотой. В ожидании Кена я прочел лишь понятные мне рекламные буклеты, которые прилагались к счетам. Компания «Паркуэй кемикалз» занималась поставками биохимических органических соединений для научных исследований и диагностических реагентов. То же самое писалось о компании, которая поставляла инсулин и коллагеназу. Ниже были напечатаны факс и бесплатный телефон «Паркуэй кемикалз».

Я прочел несколько обычных счетов, но единственным знакомым мне названием был фибриноген, применяемый для остановки кровотечения.

Накладная, которую вручили Скотту, была вся проштампована предупреждениями.

«Очень опасное вещество», «Использовать только специалистам», «Только для лабораторных исследований», «Доставка вручную».

Внизу стояла подпись Скотта.

И вся эта суматоха была ради трех маленьких ампул с чем-то, именуемым тетрадотоксин. Когда Кен увидел это, он тут же сказал:

— Любое вещество с суффиксом «токсин» является ядовитым.